От Эдо до Токио и обратно. Культура, быт и нравы Японии эпохи Токугава - Александр Прасол

Первый тунец. Источник: НА

Многие жители Эдо мечтали о карьере домоправителя. Для этого нужна была лицензия. Ради ее покупки часто влезали в долги. В Эдо лицензия стоила в среднем два-три годовых дохода рядового горожанина и при отсутствии форс-мажора окупалась.

Для торговцев вразнос перенаселенность столицы и теснота жилищ были подарком судьбы. Хозяйки покупали еды столько, сколько требовалось семьям в сутки. Торговцы с коромыслами на плечах шли один за другим по кварталам, разнося продукты и другие товары — от иголок до рыбьего жира для светильников. Продукты разносили чаще, чем промтовары, но уже в то время даже беднякам было привычно, что веник или курительную трубку им приносит домой специальный торговый человек и продает на месте — магазинов тогда не было.

Впрочем, иногда пищу все же приходилось хранить. В конце апреля наступал сезон ловли тунца-полосатика (кацуо), одного из деликатесов того времени. Покупали его на рыбном рынке в складчину, с утра пораньше, и опускали в колодец. А вечером вкусную рыбу доставали и, честно поделив, с чувством глубокого удовлетворения поедали. Вообще-то тунцом начинали торговать в апреле, но в начале месяца он стоил чрезвычайно дорого. Существовало поверье, что первый сезонный продукт продлевает жизнь на 75 дней[11] и если такие продукты есть постоянно, можно стать долгожителем. В России молодой картофель или первая редиска также пользуются спросом, но с продолжительностью жизни их не связывают. Поэтому и разница в цене не идет ни в какое сравнение с японской. Кроме того, в токугавской Японии список сезонных деликатесов (хацумоно) был намного шире, и открытие торговли ими сопровождалось ажиотажем и невероятно высокими ценами. В неустанной борьбе за наведение порядка бакуфу в 1686 году установило единые сроки начала продаж, за нарушение которых торговцев строго наказывали. Так, горбушу и грибы сиитакэ разрешалось продавать с 1 января, имбирь и папоротник — с 1 марта, груши предписывалось употреблять с августа по ноябрь, мандарины — с сентября по март, и так далее. В первом списке бакуфу от 1686 года фигурировал 21 сезонный продукт, а в третьем (1742) — уже 36.

Как и прочие регламенты, указы дали некоторый эффект. Двадцать пятого марта 1812 года столичный рыбный рынок на Нихонбаси готовился к сезону продаж тунца-полосатика. В тот день рыбаки добыли 17 крупных рыбин, но продавать их до 1 апреля было запрещено. Запрет изящно обошли, отослав шесть лучших рыбин в подарок сёгуну. За неделю до 1 апреля оставшиеся тунцы были проданы в среднем по 2рё за штуку (более 2 тысяч долларов США). А в 1823 году за десять дней до начала торговли аукционная цена дошла до 4 рё [Танно Акира, 2010].

До середины XVII века торговля вразнос была единственной формой обслуживания населения. При этом оплата товара или услуги откладывалась на потом, то есть все продавалось в кредит. С учетом отсрочки платежа стоимость товара естественным образом повышалась. В Эдо торговлю в кредит называли какэури, в Осаке — сэкки. В принципе горожанин при некоторой сноровке мог прожить вообще без денег полгода или даже год, при этом получая от торговцев все необходимое. В Киото и Осаке расчеты производились пять раз в год в определенное время: перед крупными сезонными праздниками в марте, мае, августе, сентябре и декабре. В Эдо и отдаленных провинциях рассчитывались дважды в год: в середине августа, на праздник поминовения предков (обон), и под Новый год. В сельских районах Японии эта традиция соблюдается и сейчас. Где два раза, где пять раз в год торговцы обходили клиентов с тетрадкой в руках. В ней было записано, кто, когда, что и сколько покупал. Понятно, что за такой срок клиент мог что-то забыть. А торговцу забывать было нельзя. Конечно, при желании он мог что-то и приписать, но такие шалости дорого обходились: как сословие, не производящее материальных ценностей, торговцы занимали четвертую, низшую в социальной иерархии ступень, поэтому при раскрытии обмана с ними не церемонились.

Во времена Токугава торговцы фиксировали продажи в учетной тетради, которая была для них важна, как сама жизнь. Утрата записей о полугодовых долгах целого квартала обходилась очень дорого, поэтому тетрадь берегли как зеницу ока. Изготавливали ее из дорогой бумаги высшего качества, а записи делали тушью, которая не растворялась в воде. Это делалось на случай пожара: торговец спасал свою тетрадь прежде всякого имущества, бросая ее в ближайший колодец — самое надежное укрытие от огня. У тех, кто побогаче, были заранее выкопаны в земляном полу погреба. В случае пожара оставалось только бросить туда драгоценный гроссбух, а после уже спасаться самому.

Торговец и его тетрадь. Источник: НА

Токугавские покупатели с приближением срока платежей также не дремали и придумывали способы отсрочить расплату. Все знали, что перед Новым годом торговцы лютуют, но если до 1 января избежать с ними встречи, отсрочка гарантирована: на праздники настроение портить не станут — не было принято. Чтобы совсем избежать оплаты — об этом не помышляли, но тянуть время, сколько можно, считали делом святым. Поэтому темпераментные диалоги торговцев с должниками часто становились главной темой в комедиях жанраракуго. Даже в стихотворениях хайку термин какэтори, означавший сбор денег и самого сборщика, присутствовал в качестве ключевого, “сезонного” слова.