Окно в Париж для двоих - Галина Владимировна Романова

— Какой вопрос? — Даша тут же помертвела, моментально все вспомнив.

Будто щелкнуло что-то в больной голове, подпитавшись хриплоголосой грубостью Татьяны. Щелкнуло, вспомнилось и тут же встало на свои места.

Лешка говорил что-то про обманутого клиента, который, не удовлетворившись сроками то ли сдачи объекта, то ли закладки фундамента, затребовал вдруг свои деньги обратно. Деньги были огромными, клиент был серьезным, оттого так и волновала ситуация Лешку.

Дашу она тоже поначалу взволновала. Ведь ей было известно, что Татьяна даже в собственный сортир ходила, взяв кредит. Налички в ее кошельке иногда не хватало на буханку хлеба. Все у нее было вложено, перезаложено, крутилось, преумножалось и снова вкладывалось. Бывало, что и прогорало.

Так вот Даша именно из-за этого разъяренного вкладчика и переполошилась, но потом Лешка очень умело съехал с опасной темы…

— Какой вопрос, Тань?! Что за вопрос?! — пристала она, хотя Танька то ли нарочито, то ли взаправду принялась громко зевать в трубку. — Это же может быть очень важным и…

— Еще бы это было неважно! — заорала вдруг она. — Если он решил срубить с меня денег подобным способом, я его сама найду и на куски порублю! Так ему и передай, если объявится! Пойму, конечно, если запил или загулял с кем. Это ладно, днем раньше, днем позже, но если решил меня кинуть, удавлю без суда и следствия!

Вот оно! Она так и думала, что этот бизнес добром для брата не закончится. Что-то случилось, Даша теперь была в этом абсолютно твердо уверена. Неспроста так беснуется Татьяна. Не просто так примчалась к ней Варька. И не на пустом месте произрастают все ее страхи, которые вдруг вернулись и принялись душить и выворачивать все изнутри наизнанку.

— Короче, я устала, — провозгласила царица «Голиафа» и снова шумно зевнула Даше в самое ухо. — Завтра поговорим, если не объявится. Но учти, если не объявится, то…

— То что?

— Тогда нам всем труба, поняла?

— Кому — всем? — не поняла ее Даша и опасливо покосилась на Варьку, та подслушивала с таким напряженным вниманием, что у нее заострился кончик курносого носа, который обычно смотрел вверх почти поросячьим пятачком.

— Ну не тебе, это уж точно! Мне писец настанет! Фирме моей, да и вообще… Ладно, пока. Давай до утра отложим всю эту байду. Приезжай утром на фирму, там и повидаемся. Лешка, может, к тому времени пропьется…

Утро началось с суматошных сборов, безуспешных попыток привести себя в порядок, с бесконечных Варькиных звонков и ее звонков на работу Лешке.

Варька все рыдала и стенала, что Лешка так и не объявился. Что на работе его по-прежнему нет и никто не знает, где он и что с ним. Потом, беспрестанно сморкаясь, жаловалась на головную боль и страшные сновидения. Она якобы уже была у своей соседки, которая славилась мастерством толкования сновидений. Рассказала ей все, что приснилось. И та объявила, что непременно надо ждать беды.

— Да иди ты, Варька, куда подальше!!! — не выдержав, наорала на нее Даша и в десятый раз оборвала бесполезный словесный поток своей невестки.

Даша в который раз подошла к зеркалу и внимательно себя оглядела.

Господи! На кого она похожа! Узник концлагеря выглядит лучше.

Кожа на щеках истончилась до синюшной прозрачности. Синие глаза, предмет всегдашнего Лешкиного восхищения, теперь только усугубляли положение, оттеняя громадные полукружья под нижними веками. Сколько Даша ни мучилась с подводкой, сколько ни накладывала пудры и румян, сколько ни подкрашивала губы, красивее не становилась. Тут еще бока после болезни исхудали до такой степени, что джинсы соскакивали. Пришлось заправлять в них толстый свитер, подпоясываться ремнем и сверху еще напяливать куртку, хотя на улице температура была много выше всех предусмотренных сезоном нормативов.

Перед тем как выйти из дома, Даша еще раз набрала Лешкин мобильный, потом их с Варькой домашний, следом рабочий брата и его начальницы. Удостоверилась, что ситуация нисколько не изменилась в плане внесения хоть какой-нибудь ясности, открыла входную дверь и…

И нос к носу столкнулась с Татьяной.

— Здорово, Дарья! — крякнула та, глянув тяжелым недобрым взглядом человека, страдающего глубоким похмельем.

— Привет.

Даша растерялась. Она, если честно, всегда терялась при общении с этой дамой. Та ее сражала наповал своей бесцеремонностью и умением навязывать ситуацию, выгодную ей и только ей.

— Я вхожу, — предупредила Татьяна и вошла, волоча в руке тяжелую, звенящую бутылками сумку. — Я вошла, и теперь тебе придется оставаться дома. Да и идти тебе вроде как некуда. Ты ведь ко мне на фирму собралась, так?

— Так. — Даша попятилась.

— Ну вот, видишь. Я, как всегда, оказываюсь права. — Татьяна распахнула тонкую, как блузка, кожаную курточку, выпростала красивую длинную шею из шелкового шарфа и тут же простонала: — Как болит башка, Дашка! Так болит, что спасти ее может либо гильотина, либо водка. А поскольку гильотины мне благодаря твоему братцу и так не избежать, будем пока пить водку в ожидании расправы. Ты давай, давай раздевайся, станем пить водку и за жисть говорить. А также думать, вспоминать и соображать, куда мог подеваться твой брат с миллионом российских рублей. Показывай, где в твоем курятнике кухня? Не располагаться же мне в твоей прихожей в самом деле!

На кухню ее Даша провела. И даже, невзирая на то, что у нее дрожали руки, коленки и все внутри колыхалось студнем от жуткого липкого страха, навеянного полупьяными словами Татьяны, она что-то резала, открывала какие-то банки, раскладывала все по тарелкам. Потом сидела напротив нее, тянулась к ней рюмкой с водкой, которую терпеть не могла, и даже выпивала вместе с нею. И все слушала и слушала про то, как она его любила, а он ее поимел! Про то, как она ему всецело доверяла, а он ее кинул! Про то, как мечтала все с ним поделить поровну, а он поторопился!..

Через час, когда Татьяна практически в одиночку опорожнила почти полторы бутылки водки, Даша не выдержала.

— Я больше так не могу, Тань, — простонала она, отодвигая нетронутый стакан. — Ты можешь говорить связно или нет?! Я все, конечно, могу понять, обиды и все такое, но я так и не взяла в толк, откуда у Лешки эти деньги?! Каким образом они оказались у него в руках?!

— Не в руках, дурочка, в кейсе. В руках ни один умник миллион не унесет, даже если очень крупными купюрами. Они у него растопырятся вот так. — Татьяна расставила широко пальцы с облупившимся маникюром и потрясла ими в воздухе, будто что-то с них стряхивала. — Они будут слишком на виду, понятно? Он их уволок в кейсе. Симпатичном таком, кожаном, в котором мы с ним обычно коньяк хранили. Ну, возьмем там перед баней пару бутылочек и в кейс спрячем. Идем рука об руку с братцем твоим непутевым, со стороны и не поймешь, то ли на совещание плюхаем, то ли на пьянку. А теперь в этом самом кейсе… А, черт! Что повторяться?! Итак, все ясно, Леха меня кинул и сбежал.