Когда тигр спустился с горы - Нги Во

– Ладно, – подала голос тигрица. – Пойдем, я подыщу нам место для ночлега получше этого.

Она вывела Дьеу из лисьего могильника, привела к мягкой земле под раскидистой красной сосной и там сняла с Дьеу одежду и обувь, потому что они ведь все равно теперь никуда не годились. Потом тигрица сходила на охоту, добыла жирного поросенка, позволила Дьеу опалить его, как ей больше нравится, и приняла лучшие куски, причитающиеся ей, из нежных пальчиков своей молодой жены.

– Вот это мне нравится больше, – неожиданно одобрила Сыюй.

– Не люблю льстивую еду, – холодно обронила Синь Лоан, но Сыюй покачала головой.

– А я не люблю стихи. Слова, конечно, красивые, но… А вот первый кусок от каждого блюда, которое съест Дьеу, – это хорошо. Так старые воины, которые не тратят лишних слов, говорят о любви. Мой дед до сих пор говорит моей бабке: «Я всегда буду отдавать тебе первый кусок моего ужина, несносная ты женщина». Не знала, что это же выражение в ходу у тигров.

– Вы, должно быть, переняли его у нас, – с чопорной гордостью заметила Синь Лоан. – Да, говорить так принято у тигров, и… что, служитель? У тебя озадаченный вид.

– Значит, в этот момент истории Дьеу сочеталась браком с тигрицей?

– Разумеется. Мало того, именно она сделала предложение, чем и было отягощено ее последующее предательство.

– Она могла не знать, что именно делает, – возразили Тии. – Ведь она не тигр и не росла в кругу тигров. Она знала классическую литературу, умела сочинять стихи, читать наизусть отрывки из великих книг, но…

– Ну, а что еще может означать, когда кто-то предлагает делиться с тобой каждой своей трапезой и позволять тебе есть из его тарелки и пить из его чашки? – резонно спросила Синь Кам, и Тии помедлили.

– В этом случае ответов может оказаться больше, чем вы думаете. – Тии не спешили с продолжением, потому что ответов и впрямь было много, но они видели, что для тигров имеет значение всего один. И они внесли соответствующую пометку в записи.

Стало еще холоднее, снег валил не переставая. Тии встали, чтобы размяться и подбросить дров в костер, и в это же время Синь Хоа бесшумно удалилась в темноту. Спустя поразительно краткое время она вернулась с тощей тушкой свежеубитого зайца-беляка. Эта добыча пришлась бы тигру на один укус, но Синь Хоа с точностью врача вспорола зайцу живот и уронила его в подставленные руки Тии.

– Ешьте, – благосклонно велела тигрица. – Не в наших обычаях морить голодом людей, которые рассказывают нам истории.

Тии с трудом подавили в себе желание спросить, не означает ли этот поступок, согласно закону или традициям, что они теперь связаны с сестрами-тигрицами. Если и означает, выяснить это можно было позже.

Сыюй забрала у Тии зайца и, прежде чем освежевать его, вытащила потроха, отрезала крошечное сердце и печень размером чуть побольше и протянула их Тии.

– Выберите что-нибудь одно, – сказала она. – А я возьму то, что останется.

Тии с любопытством выбрали сердце, а когда Сыюй сунула в рот печень, сделали с сердцем то же самое.

Сердце было еще теплым, и острые зубы Тии аккуратно рассекли упругую мышцу, чтобы удобнее было жевать ее. Она имела вкус в основном железа и крови, непривычный для Тии, но они сдержали первый порыв выплюнуть сердце и быстро пережевали его, ощутив почти головокружительный прилив тепла и довольства. С тех пор, как минувшим днем они ели оленину, прошло много часов, рассвет был уже близок.

– Ну вот, теперь мы состоим в браке, – торжественно заключила Сыюй, а Тии вздрогнули, возмущенно уставились на нее и увидели, что она смеется.

– Могла бы вести себя посерьезнее, – упрекнули они, а Сыюй пожала плечами.

– Нам же сказали, что Пылук отпустят даже при наихудшем исходе из возможных, Баосо все еще дышит, и нас не съедят, пока не закончится ваш рассказ. Чего мне сейчас остерегаться?

– Высмеивания наших брачных традиций? – подсказала Синь Лоан.

– Я высмеиваю свои, и в этом ничего такого нет, – возразила Сыюй, и до Тии стало доходить, почему семья Сыюй прослужила в мамонтовых войсках двести лет. Видимо, потому, что отпускать их оттуда было просто небезопасно.

Тигры терпеливо ждали, пока Сыюй варила зайца в котелке над костром, терпеливо ждали, пока Сыюй и Тии ели, и лишь слегка забеспокоились, когда Сыюй отошла убедиться, что Пылук устроилась удобно. Пылук тревожно качала туда-сюда хоботом, наклонив голову. Ее черные глазки щурились, будто глядя на то, чего Тии не видели, изредка она ворчала – с закрытым ртом, но свирепо. Сыюй протянула ей горсть фуража из корыта, и он был решительно отвергнут. Дозорная нахмурилась:

– Она взволнована. От корма она не отказывается почти никогда.

– Почему, хотелось бы знать? – невинным тоном вопросила Синь Лоан, и Сыюй сердито повела глазами.

Наконец тянуть время было больше некуда, и Тии уселись у костра, чтобы продолжить рассказ.

До отвала насытившаяся во время расправы с мстительными призраками клана Чэн тигрица даже не пошевелилась, когда утром Дьеу покинула их временное пристанище.

Дьеу продолжала шагать в Аньфи по дорогам, которые становились все более нахоженными и широкими и все менее безопасными. Некоторое время ее спутниками были канатоходцы и акробаты, потом – женщина с широко раскрытыми глазами, нарисованными на веках, которая ощупала голову Дьеу и предсказала ей будущее: странные постели, но достойные плотские утехи. Потом эта женщина предположила, что постель на верхнем этаже постоялого двора можно счесть достаточно странной, но Дьеу вежливо отклонила предложение, полагая, что ее жизнь и без того излишне сложна.

Не упрощало ее и то, что тигрица, как вскоре поняла Дьеу, следует за ней. Действовать так же смело и открыто, как в горах или в лесах, тигрица не могла, и теперь шла за Дьеу, приняв человеческий облик, на двух ногах вместо четырех, и питалась подобно людям.

К Дьеу она не подходила и не заговаривала с ней, но чаще всего после пробуждения Дьеу находила у своего изголовья кусок-другой поджаренного мяса, завернутого в листья и оставленного рядом незадолго до того, как она проснулась. С некоторой тревогой Дьеу осознала, что тигрица влюблена в нее, как только может быть влюблен дикий зверь, и эта мысль наполнила ее страхом.

Она надеялась, что со временем тигрице наскучит преследовать ее, а может, внушат беспокойство возделанные поля юга и частые встречи с воинами, охотниками и магами. Порой тигрица не напоминала о себе несколько дней, но когда Дьеу уже вздыхала с облегчением, краем глаза она вдруг замечала оранжевый проблеск или слышала тихое пыхтение, когда просыпалась, чтобы найти очередное подношение – подгоревшего кролика или расколотые и запеченные в костре мозговые кости.