Когда тигр спустился с горы - Нги Во

Синь Кам покачала головой.

– Нет, мне это совсем не по душе, – наконец высказалась она. – Поэзию я люблю, но… Но не думаю, что все было именно так. Мне не нравится представлять Хо Тхи Тхао в клетке. Не нравится, что она ждала, когда Дьеу придет освободить ее, потому что выбраться сама она не могла. Совсем не нравится.

– Потому что это неправда, – рявкнула Синь Лоан. – Все это глупые людские выдумки. Подумать только – чтобы какая-то жалкая книжница сумела укротить тигрицу стихами и несколькими ночами любви! Что за бред!

– Госпожа… – начали Тии, и всего на миг особое напряжение плеч Синь Лоан и целеустремленность в ее травянисто-зеленых глазах указали, что тигрица решила покончить с рассказами раз и навсегда.

Но тут заговорила Сыюй – спокойно, будто и не видела убийственный взгляд тигрицы и не слышала, как фыркает Пылук, мотая хоботом из стороны в сторону и переступая на широких подошвах.

– Ну так что же? Как все было на самом деле?

Синь Лоан гневно перевела взгляд на нее и зло кивнула.

– Ладно. Только чтобы вы не умерли, веря в несусветную чепуху.

Три дня и три ночи Хо Тхи Тхао бродила по улицам Аньфи, и к концу этого времени все двери были закрыты перед ней, а в животе у нее стало пусто, как в барабане. Она убивала, потому что злилась, и не ела то, что убила, потому что на сердце у нее лежала тяжесть.

Двигалась она все медленнее, уставала все сильнее, и голова у нее кружилась от едких насмешек призраков и ярких огней. Тигры не могут долго обходиться без еды, голодная юность Хо Тхи Тхао осталась в далеком прошлом. Она изнывала от голода, и огонь, живший у нее в сердце, мало-помалу начинал угасать.

Наконец однажды поздно ночью она нашла Дьеу, которая вновь заключила брачный союз – была наряжена в красные одеяния с черной отделкой, ее лицо казалось бледным, как снег при свете луны. От нее пахло несчастьем, пахло раскаянием, и она стояла в золотой клетке, отгораживающей ее от городской суеты.

– Надо же, каких высот ты достигла! – злобно процедила Хо Тхи Тхао. – Только посмотри, сколько народу собралось на твою свадьбу! А ты-то как счастлива!

– Я вовсе не счастлива, – возразила Дьеу, на лице которой отражалась безграничная скорбь. – Я совершила ужасную ошибку.

– И что же это была за ошибка? – спросила Хо Тхи Тхао, желая услышать все самое плохое, что только можно сказать о новом супруге Дьеу.

– Я скверно обошлась с тобой, – к изумлению Хо Тхи Тхао ответила Дьеу. – Не надо было мне бросать тебя. Не надо было морить тебя голодом. Если ты позволишь мне кормить тебя, я пойду с тобой в горы, и единственным именем, которое я стану повторять в ночи, будет твое имя.

– А я твоего имени даже не знаю, – надменно произнесла Хо Тхи Тхао. – Я не спрашивала его.

– Так спроси сейчас, – взмолилась Дьеу, но, несмотря на голод, Хо Тхи Тхао обуяла страшная гордыня.

– Не стану я спрашивать имя женщины, на которой свадебный наряд, – с достоинством заявила Хо Тхи Тхао.

– Прекрасно, – отозвалась Дьеу и, к ужасу и любопытству всех гостей, принялась раздеваться в золотой клетке. Первым был сброшен роскошный красный халат с черной отделкой, затем – бледно-зеленый нижний халат, такой тонкий, что мог порваться от дуновения. Потом Дьеу сбросила юбку и отшвырнула ее ногой, потом избавилась от вышитого пояса, охватывающего грудь.

– Разуваться я не стану, – предупредила она.

– Да мне все равно, – сказала Хо Тхи Тхао, водя по ней взглядом сверху вниз и снизу вверх.

– А теперь спроси, как меня зовут.

– Я слишком голодна, чтобы думать об этом, – Хо Тхи Тхао чувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. – И есть стану только из твоих рук.

Дьеу не стала колебаться. Она поднесла ладонь ко рту, и хотя ее зубы были мелкими и прискорбно-человеческими, она впилась ими в мякоть ладони так, что потекла кровь, и Хо Тхи Тхао чуть не лишилась чувств от голода и любви.

Дьеу просунула окровавленную руку между прутьями клетки, и Хо Тхи Тхао алчно слизнула с нее кровь и на миг сжала руку Дьеу в зубах, но тут же опомнилась. Когда она отпустила руку, голова у нее кружилась уже от счастья, на Дьеу она взглянула с улыбкой блаженства на лице.

– Спроси мое имя, – велела Дьеу, и Хо Тхи Тхао послушно кивнула.

– Назови мне свое имя, – попросила она. – Теперь я хочу его.

– Мое имя – Чынг Дьеу, – объявила Дьеу, и тогда тигрица одним ударом разбила ее клетку и унесла свою супругу прочь под крики ее несостоявшегося мужа и его семьи.

Вместе они проделали обратный путь до самых Кабаньих Хребтов, и все оставшиеся им вечера Хо Тхи Тхао ела с рук жены и целовала сначала шрам на ее ладони, а потом покрывала поцелуями ее всю. Они жили в сытости и довольстве, пока не стали костями, и даже их кости были счастливы, становясь белыми и острыми, как зубы в лунном свете.

Все шестеро – или семеро, если считать вместе с Пылук, – молчали, Синь Лоан закончила рассказ. Тии гадали, действительно ли небо за тигрицами слегка посветлело, воздух потеплел и дышать стало легче.

– Безмерно благодарю за вашу историю, госпожа, – произнесли Тии, разминая руку, которой писали. – Какая удача, что вы решили поведать ее нам.

– Еще бы ты не удача! – резко ответила Синь Лоан. – Надеюсь, тебе удалось записать все в точности, потому что теперь мы тебя съедим.

– Ой, не надо! – воскликнула Синь Кам, и старшая сестра в досаде обернулась к ней.

– Я голодна, и ты наверняка тоже…

– Я схожу и принесу нам корову из какого-нибудь хлева в долине, – пообещала Синь Кам, – а если не найду корову, вернусь с местным крестьянином. Но я хочу послушать еще какую-нибудь историю служителя.

– Новая история будет не лучше этой, – возразила Синь Лоан.

– И тогда мы ее поправим, – живо подхватила Синь Кам, но Синь Лоан покачала головой.

– Я устала от исправлений, – сказала она. – Мне скучно, сидеть жестко, я голодная, и если у вас есть хоть крупица здравого смысла, вы бы тоже…

Разговор на повышенных тонах разбудил Синь Хоа, которая попыталась дать шлепка наугад, до какой сестры дотянется. Но, к несчастью, дотянулась не до Синь Кам, а до Синь Лоан, получила ответную затрещину по носу, заворчала и наконец начала просыпаться.

Сыюй наклонилась к Тии, схватив их за руку.