Лучший экипаж Солнечной - Олег Дивов

Слегка успокоившись, Ива набрала вызов старшего техника. Вернер откликнулся не сразу, и экран монитора остался черным. Координаты абонента указывали, что он сейчас в центральном стволе «Тушканчика», в разгруженной зоне.

— Да, — сказал голос Вернера. — Я вас слушаю, капитан.

— Вы очень заняты, Эндрю? — спросила Ива робко.

— Страшное дело, — ответил Вернер. Голос его раздавался на фоне треска и шипения. Где-то далеко, на пределе слышимости раздался металлический лязг и кто-то спокойно произнес: «Восемь. Отлично. Теперь левее».

— Внимательней там! — прикрикнул Вернер, отвернувшись от микрофона. — Почему восемь? Должно быть минимум одиннадцать! Повторить!

— Может, я потом? — спросила Ива.

— Секунду, — попросил Вернер. Похоже, он был не в спецкостюме и говорил со стационарного терминала в центральном стволе. Примерно минуту Ива с интересом слушала, как он ровным, но очень жестким тоном распекает подчиненных, у которых снова получилось восемь, а не одиннадцать. Потом совсем близко от микрофона раздалось тяжелое сопение и что-то шумно ударилось о твердое.

— Бля! — выдохнул незнакомый голос.

— Ас-тро-навт! — сказал издали Вернер с нескрываемой издевкой.

— Так точно, сэр! — отозвались вблизи микрофона не менее язвительно. — Кто же еще. Чужие здесь не ходят.

— Извините, капитан, — Вернер опять был совсем близко. Судя по всему, он в разгруженной зоне передвигался легко и непринужденно. — Так что там у вас стряслось?

— Может, я правда вас потом найду?

— Откровенно говоря, капитан, я бы попросил. Мы тут слегка авралим. Знаете что? Я вернусь в рабочую зону где-то через шестьдесят минут. Где я смогу вас найти?

— А вы заходите ко мне, — предложила Ива и сама испугалась того, как естественно вырвались у нее эти слова.

— Нет проблем, — сказал Вернер. — А сейчас извините. До свидания.

— До свидания, — сказала Ива, отключая связь и замирая в смущении. Голос Вернера все еще отдавался у нее где-то в глубине души. Никогда с ней раньше такого не случалось, Это ощущение было необычно, тревожило, беспокоило, от него хотелось освободиться. И в то же время, изгнать из себя странное чувство внутреннего смятения означало не прочувствовать его до конца, не понять, что же за ним стоит.

Ива повернулась вместе с креслом и задумчиво оглядела свою тесную каюту, пытаясь за что-то зацепиться взглядом и успокоиться. «Неужели я влюбилась? — подумала она. — Вот глупость. Или это просто сексуальный психоз? Заразилась от Марго. Все с ума посходили. Марго в такой ситуации достала бы из шкафа вибратор. А я?.. Однако ну и бардак у меня тут… Он же сюда придет…»

Мастер-навигатор капитан-лейтенант Иветта Кендалл вскочила и принялась собирать разбросанное по каюте барахло.

* * *

Энди Вернер подался в астронавты с голодухи. Никогда он не рвался в космос, тем более — на военные суда. Вернеры были потомственными медиками, и Энди с детства знал, что станет нейрохирургом, как отец. Это было его призвание: точные приборы, высокие технологии, работа с микронными допусками, когда малейший просчет означает смерть пациента, и значит, просчета быть не должно. Отец Энди давал ему тренироваться на муляжах и закрывал глаза на то, что мальчишка сбегает в клинику с уроков. В школе хроническое отсутствие Вернера терпели. Экзамены по большинству предметов он умудрялся сдавать более-менее нормально, а счета за обучение всегда были оплачены в срок. Даже одноклассники ни разу толком не побили этого наглого выскочку.

Позже Вернер не вспоминал то время — прекрасные дни, когда жизнь на Земле постепенно налаживалась, появлялось все больше еды и красивых интересных вещей, а люди были счастливы предчувствием, что все беды позади и дальше будет еще лучше. Кошмарная Полночь, до самых основ потрясшая Землю, отступала. Даже в пророчествах Нострадамуса на ближайшую тысячу лет ничего дурного не планировалось. На улицах Парижа открывались кафе, заново отстраивался Рим, а в далекой сытой Америке вообще намечался перманентный рай земной.

В эту самую Америку родители Вернера и собрались в отпуск. Им очень хотелось посмотреть страну, большая часть которой осталась такой, как в легендарные старые времена — зелень, синие реки и даже, говорят, дикие животные. Энди тоже мечтал увидеть какого-нибудь зверя и очень радовался поездке. Вместе с сотней других европейских туристов семья пересекла Ла-Манш, вступив таким образом на американскую территорию, прошла санитарный контроль и погрузилась на лайнер-субмарину, направлявшуюся через Северный полюс в метрополию.

Энди стоял в ходовой рубке и благоговейно наблюдал за работой экипажа, когда лодка на крейсерской скорости протаранила неизвестный объект. Пассажирский отсек затопило в несколько секунд, и выйти оттуда никто не успел. Из пятнадцати чудом выбравшихся на поверхность десять человек умерло от переохлаждения. Остальных вовремя подобрали спасатели. Через две недели осунувшийся Энди вышел из больницы на улицу Ванкувера, огляделся и понял, что идти ему некуда.

У него были деньги, и в кармане лежал билет домой. Но парижская квартира пошла с молотка за неожиданно серьезные долги отца, а страховка оказалась мизерной. Как большинство европейских семей, Вернеры жили в кредит. По возвращении на родину Энди предстоял визит в инспекцию по делам несовершеннолетних и масса других приятных вещей.

— Подкормить-то мы тебя найдем чем, — сказал ему главврач. — Но насчет работы — извини. Во-первых, нам местных санитаров девать некуда. А во-вторых, тебя все равно иммиграционный контроль накроет. Честное слово, ехал бы ты на родину.

Пару недель он скитался по городу. Ночами заливался слезами в маленькой комнатке дешевого пансиона, а днем искал способы выжить. Он не мог ехать в Париж. От одной мысли, что он теперь один будет ходить по улицам, где все напоминало счастливые детские прогулки за руку с обожаемыми родителями, ему становилось дурно. А еще он безумно не хотел в приют.

Потом кончились деньги, потом его вежливо попросили и из пансиона, и с больничной кухни. Никому он был не нужен во Франции, никому оказался не нужен и в Америке. Ему было пятнадцать лет, и он остался совершенно один. Энди вышел на непривычно зеленый бульвар, присел на скамейку и заплакал.

— Что, браток, проблемы? — весело спросили его.

— Да пошел ты… — сказал Энди по-русски, не поднимая глаз.

— Какой ты невежливый, земляк! — рассмеялся все тот же голос. — И нечего реветь. Moskva slezam ne verit.

Энди ошеломленно уставился на собеседника. Перед ним стоял молодой человек лет двадцати пяти с жестким мужественным лицом и живыми смешливыми глазами. Одет он был в форму военного астронавта с лейтенантскими нашивками.

— Yolkee-palkee! — воскликнул молодой человек, хлопая себя по лбу. — Так я тебя знаю! Это ведь ты американскую подлодку утопил! Ну, земляк, ты везунчик! А им, уродам, так и надо!