Репетитор - Питер Абрахамс

— Устроились на новом месте, мистер Сойер?

Сегодня утром Джулиан уже один раз ответил на этот вопрос — идиотский и надоедливый одновременно.

— Да, спасибо, миссис Бендер.

— Просто Гейл. Мистер Бендер не появлялся здесь со времен администрации Рейгана.

— Я — Джулиан.

Он заметил, что у нее приятный голос: так обычно говорят образованные люди с хорошим чувством юмора. Однако в данный момент его интересовало только письмо. Гейл расстегнула пиджак, вытащила письмо и протянула ему — конверт был еще теплым. Джулиан медленно, с безразличным видом, взял письмо. Первым делом он взглянул на обратный адрес: «А-Плюс. Курсы подготовки». Его работодатель. Безразличие Джулиана немедленно стало искренним. Очень интересное ощущение — эта перемена, которая происходит с человеком, когда притворное чувство становится настоящим.

Гейл смотрела на него чуть склонив голову:

— Зачем вы сбрили бороду?

— Не мог удержаться.

Она рассмеялась. В ее взгляде читалось сразу несколько эмоций, все очень неоднозначные.

— Спасибо, что принесли письмо, Гейл. На будущее нам нужно будет придумать какой-нибудь другой способ доставки, менее отвлекающий.

Гейл отвела взгляд.

— Мне не трудно, — сказала она, не поняв, что Джулиан имел в виду.

В конверте была дюжина визиток с эмблемой «А-Плюс» и записка от Марджи, руководителя курсов, написанная ровным круглым почерком: «Мы рады, Джулиан, что Вы теперь в нашей команде. Пока что просто напишите свое имя на карточках, а через неделю или две пришлем отпечатанные специально для Вас». Джулиан положил визитки в карман, закрепил зеленую папку в корзине своего велосипеда — точнее, не своего, а просто относительно нового и стильного горного велосипеда, который он нашел в одном из затянутых паутиной углов каретного сарая, — поехал по тропинке до Транк-роуд и свернул направо.

Как хорошо! И ветер дует почти в спину. Нельзя сказать, что это имело какое-то значение, — Джулиан был очень силен. Мускулатура ног, спины и рук была развита равномерно. Все его тело было пропорциональным: никакой бычьей шеи, никакой неуклюжести в движениях. Джулиан ехал, а перед ним развертывались фермерские поля. Вокруг не было ни души. Затем внезапно пейзаж сменился: он въехал в город. Джулиан оказался в Олд-Милле на десять минут раньше, чем рассчитывал.

Он зашел в кафе, заказал эспрессо и развернул перед собой карту. Внимательно ее изучив, он нашел гораздо более короткий путь до Робин-роуд — нужно было только срезать по городскому лесу. Конечно, на карте не были отмечены лесные дороги, но кто-нибудь хоть раз слышал о лесе, в котором не было тропинок? Джулиан заказал бриошь к кофе и раскрыл блокнот на странице, на которой были написаны строки:

Беспечный — оставит,

Лживый — обманет.

Что же дальше? Джулиан чувствовал, что за этим двустишием скрывается настоящее стихотворение. Поэзия, которая сможет изменить образ мыслей читателей, строки, которые будут цитировать. Но, что бы ни было в этом стихотворении, оно отказывалось проявляться. Джулиан заплатил и ушел, оставив на столе недоеденную бриошь. Она все равно была не очень вкусной — не то что настоящая французская выпечка. Зато его идеальное произношение совершенно очевидно поставило в тупик молоденькую официантку.

Как только Джулиан въехал в лес, ветер исчез, как будто его кто-то выключил. Конечно же, он сразу нашел тропу. Она была не слишком удобной — кое-где из земли торчали толстые корни и камни, — но велосипед катил по тропе с легкостью. Место было хорошее, Джулиан сразу это почувствовал, — тихое, полное теней, которые создавали странные искривления пространства. Где-то глубоко в сознании Джулиана слово «обманет» начало притягивать к себе разные ассоциации. Но тут Джулиан отвлекся на сложенные на обочине банки и пластиковые бутылки — очевидно, здесь занимались уборкой, — и слово немедленно исчезло, не оставив после себя никаких мыслей.

Дорога пошла вверх. Поднявшись на небольшой холм, Джулиан увидел невдалеке голубую полоску воды. Налетел ветер, и через секунду вода покрылась рябью. Джулиан направил велосипед вниз, прекратил крутить педали, позволив ветру себя подталкивать. Кругом было тихо, и Джулиан чувствовал, как его сознание сливается с тишиной, лесом и ветром. Справа от себя он опять увидел воду, еще большую полосу, чем в первый раз. Озеро было почти полностью окружено деревьями. Джулиан услышал голос. Детский голос.

— Зиппи! Не смей этого делать!

Джулиан слез с велосипеда, взобрался на огромный валун, оставшийся здесь с ледникового периода, и огляделся вокруг. Перед ним лежало почти идеально круглое озеро — еще один свидетель движения ледников. Примерно в сотне футов от Джулиана на замерзшей земляной глыбе стояла девочка, одетая в голубую куртку с желтой отделкой. Куча под ее ногами тряслась, разбрызгивая вокруг себя воду. Сцена почти как на картине Нормана Рокуэлла,[10]хотя освещение в этом лесу было слишком слабым для Рокуэлла и, кроме яркой куртки, вокруг почти не было цветных пятен.

— Зиппи! — Девочка — на ней была странная для этих мест шляпа — безрезультатно размахивала руками.

Только по одному этому жесту и пискливому голосу Джулиан понял, что девочка родилась и всю жизнь живет в этих местах. Она кинула палку в воду, но собака не бросилась следом. Они оба — девочка и пес — стояли на берегу и смотрели — скорее, даже глазели — на круги, которые расходились по воде от того места, куда упала палка. Как же им было скучно, и какими же скучными были они! Понадобился бы совсем другой Норман Рокуэлл, привыкший работать с темными красками, чтобы сделать произведение искусства из этой чепухи. И даже тогда картина не стала бы жизнерадостной. Джулиан назвал эту воображаемую картину «Дитя и глыба». Он снова сел на велосипед и в полной тишине покатил дальше по лесу.

Деревья. Деревья. Как же приятно чувствовать себя единственным обитателем планеты (если не считать девочку и собаку). Как восхитительно позволять ветру везти себя: Джулиан хотел, чтобы это длилось вечно. Он позволил своему мозгу полностью расслабиться и до окончания поездки не думал ни о чем. Лес закончился внезапно: пропали деревья, зато появился настоящий равнинный ветер, который с силой дул в лицо. Джулиан обнаружил, что заехал на чей-то задний двор. Он остановился. Настоящий двор, только не обнесенный забором. Поленница, качели, дюжина теннисных мячей, разбросанных на земле и похожих на грязные желтые цветы, небольшая беседка и кормушка для птиц. Кормушка была сделана в форме маленького домика, белого с черной отделкой. Чье-то представление об уюте. На крошечном крылечке стояла ворона: она не ела, а настороженно следила за Джулианом. За беседкой возвышался настоящий дом. Его внешний вид определенно вдохновил создателя кормушки: тот же белый цвет, та же черная отделка, тоже миленький и тоже уютный. Единственной отличительной чертой большого дома была высокая каминная труба, выложенная из ярко-красного кирпича. Настолько высокая, что она выглядела неустойчивой. Проходящий мимо великан мог бы обрушить ее одним взмахом ладони. Дорожка, выложенная плиткой, вела за угол дома, мимо скамейки, огибала садовый сарайчик и мусорные баки. Джулиан слез с велосипеда и, придумывая правдоподобную историю: лес, сбился с дороги, заехал на вашу территорию, — пошел по тропинке, ведя велосипед рядом. Ему нужно было выбраться на Робин-роуд. Идя вдоль дома, он услышал внутри шум — кто-то спустил воду в унитазе.