Спасение в любви - Робин Карр

— Мы морпехи, — сказал он, пожимая плечами.

— Вы вместе пошли в армию?

— Нет. — Он засмеялся. — Джек старше меня на восемь лет. Но если я всегда выглядел старше своего возраста, даже когда мне было двенадцать, то Джек, держу пари, всегда выглядел моложе. Он был моим старшиной во время операции «Буря в пустыне».[13]

На долю секунды он снова туда вернулся. Он меняет проколотую шину, но взрывается обод и отбрасывает его на шесть футов, и он не может подняться. Он помнит все, как будто это было вчера: он такой огромный, накачанный, сильный — и не может двинуться с места. Видимо, какое-то время он был без сознания, потому что вдруг увидел мать. Она наклонилась над ним и тихо сказала, глядя ему в глаза: «Вставай, Джон. Вставай. Вставай». На ней было шерстяное платье с высоким воротником, седые волосы стянуты в пучок.

Но он не может двинуться и плачет. И зовет ее: «Мама!»

— Сильно болит, приятель? — спрашивает Джек, наклоняясь над ним.

А Причер отвечает:

— Моя мама. Пусть она придет. Я скучаю по ней.

— Мы сейчас вернем тебя к ней. Дыши глубже, друг.

— Она умерла, — говорит Причер. — Она умерла.

Джек знает от кого-то из команды, что мать Причера умерла пару лет назад.

— Простите, старшина, не сдержался. Никогда себе такого не позволял. Не ронял слезы. Мы же мужчины, мы не плачем. Я клянусь, раньше со мной такого не бывало.

Но он все равно продолжает беспомощно плакать.

— Мы оплакиваем людей, которых потеряли. Все нормально, приятель.

— Отец Дэмиан наказал мне помнить, что она теперь с Богом. Она счастлива, и не стоит портить память о ней слезами.

— Священники обычно умнее, — неодобрительно фыркает Джек. — Если ни над кем не плакать, слезы внутри нас превращаются в змей и съедают нас изнутри. Оплакивать надо обязательно.

— Простите…

— Давай, приятель, или тебе будет только хуже. Зови ее, зови свою мать, кричи ей, привлеки ее внимание. Черт подери это прошлое!

И он слушается. Рыдает, как ребенок, на руках у Джека. А тот укачивает его и повторяет:

— Вот так, вот так. Вот и правильно…

Джек какое-то время сидит с ним, разговаривая о матери. Причер рассказывает, как провел последний год школы — молча и несгибаемо. И как потом, не зная, куда себя девать, пошел в Морской корпус. Он нашел там названых братьев, но они не смогли заменить ему матери. И сейчас, когда этот чертов обод разрезал его чуть ли не пополам, из него просто изливается боль потери. Для него, дылды ростом в шесть футов четыре дюйма и двести пятьдесят фунтов весом, унизительно рыдать над матерью, которая ростом всего пять футов три дюйма.

— Нет уж, это как раз то, что тебе нужно, — говорит ему Джек. — Ты должен выплакаться.

Чуть позже Джек подтягивает его повыше, взваливает на плечо и несет на себе целую милю, пока не встречает по дороге конвой. И потом говорит ему:

— Выпускай все из себя, приятель. А потом приклеивайся ко мне — теперь я буду твоей мамой.

— Плохо терять связь с людьми, которые так много значат для нас, — сказал Причер-Джон, обращаясь к Пейдж. — Вы не пытались искать своих подруг?

— Я давно об этом не думала, — ответила она.

— Если захотите попробовать, я, возможно, смогу помочь.

— Каким образом?

— Через компьютер. Мне нравится заниматься поисками. Это будет не очень быстро, но должно сработать. Подумайте об этом.

Пейдж обещала подумать. Потом она сказала, что очень устала и хочет лечь спать, и они пожелали друг другу доброй ночи. Пейдж поднялась в свою комнату, а Причер вернулся к себе в квартиру.

Именно тогда Пейдж решила, что ей лучше уехать. Она не могла позволить себе привыкнуть к здешней жизни. Больше никакой уютной болтовни, никаких вечерних разговоров. Привязанности даже не рассматриваются.

Пейдж закончила собирать чемодан. Она стянула с сына одеяло в поисках его мишки, но игрушки там не оказалось. Она перерыла всю кровать, потом заглянула под нее, осмотрела ванную и даже пустые ящики бюро — мишки нигде не было. Она решила, что посмотрит еще на кухне перед уходом, но, если мишка потерялся, его придется оставить здесь.

Она вытащила из бумажника двести долларов, положила их на бюро и села на край кровати рядом с Кристофером. Напряженная как струна, она зажала ладони между коленями. И ждала. В полночь она надела куртку и осторожно спустилась вниз. Дом был таким крепким, что не скрипнула ни одна половица.

На кухне был оставлен свет для нее. Сегодня Пейдж впервые спустилась вниз уже после отхода ко сну, не считая самой первой ночи. Она всегда подозревала, что Джон оставляет для нее свет каждую ночь. На цыпочках она подошла к двери его квартиры и прислушалась. Тишина, света под дверью не видно.

Помогая Джону убирать на кухне, она удачно приметила там фонарик. До этого она предполагала воспользоваться коробком спичек. Ей нужен был свет, чтобы заняться номерными знаками. Она поменяет их, потом принесет свой чемодан и чемодан Криса. Пейдж взяла из ящика нож для масла и через заднюю дверь выскользнула из кухни.

Оказавшись позади бара, она с облегчением увидела, что в квартире Джона нет света. Она присела на корточки и трясущимися руками сковырнула свой номер. Потом взялась за номер машины Джона и на его место поставила только что снятый. Вернувшись к своей «хонде», она наклонилась, собираясь привинтить туда новый номерной знак.

— Снова собираетесь в путь, Пейдж? — раздался голос Причера.

Она подпрыгнула на месте, выронив номер, нож и фонарик, и выпрямилась. Дыхание срывалось, сердце стучало молотом. На дорожке появился свет фонаря. Направленный вниз, он освещал землю и ноги Причера. Тот сделал еще пару шагов к ней, и Пейдж увидела его целиком.

— Не сработает, — сказал он, кивнув в сторону ее машины. — Это номер от грузовика, Пейдж. Первый же шериф или патрульный сразу поймет, что к чему.

У Пейдж навернулись слезы. Никогда еще она не оказывалась в такой ситуации. Она продрогла от ночного холода, руки теперь дрожали еще сильнее, а внутренности завязались тугим узлом.

— Без паники, — произнес Причер. — Я не думаю, что вам сейчас нужны другие номера, но мы найдем вам подходящий. У Конни, что живет через улицу, есть маленькая машина. Она не станет скучать по своим номерам.

По щеке Пейдж скатилась слеза, и она наклонилась, чтобы поднять фонарик.

— Я… ну… я оставила там деньги. Наверху. За еду и комнату. Не очень много, но все-таки…

— Ох, Пейдж. Когда вы так говорите, я выгляжу форменной свиньей. Вы же должны понимать, что о деньгах я вообще не думал.