Ричард Длинные Руки - гранд - Гай Юлий Орловский

Она сразу же завозилась и начала устраиваться поудобнее, вытягивать голову, как птенчик из гнезда, чтобы смотреть поверх моих рук.

– Ой, как здорово, – прочирикала она, – какой мир, оказывается, огромный!.. Счастливый ты…

– Правда? – изумился я. – То-то ношусь, как наскипидаренный заяц, проблемы решаю…

– Проблемы? Какие проблемы?

– Какие сам и создаю, – вздохнул я. – Вот это жизнь, да?

Она чирикнула с неуверенностью:

– Ну, наверное… если ты так говоришь…

Я восхитился:

– Золотые слова! Ты настоящая женщина. Вот так и надо вякать. Даже если думаешь, что я дурак и все делаю не так.

Она сказала хвастливо:

– Так я же умненькая, я хитренькая, я замечательная!..

– Не вертись, моя хитренькая, – сказал я строго, – а то голова открутится, останется где-то на дороге, и мы потеряем такие замечательные синие глазки!

– И волосы, – напомнила она. – Как тебе моя прическа?

– Очаровательная, – ответил я. – Но ты вся еще лучше.

В лесу всегда безветренно, а здесь утренняя свежесть пробирается под одежду, Изаэль кутается и жмется ко мне, как птенчик к маме. К счастью, день солнечный, голову и плечи уже пригревает.

Промелькнули выступающие из зеленых кустов древние развалины циклопических построек, дальше пошли цветущие сады, вдали из синеватого тумана иногда проступают вершины гор, словно бы висящие в воздухе, затем исчезают.

Справа потянулась бесконечная зеленая равнина, а слева – то высокие остроконечные скалы, то трещины в земле, откуда иногда с шумом и шипением выплескивается фонтанами горячая вода.

В какой-то момент бешеной скачки Изаэль вздрогнула, сделала попытку отодвинуться, проговорила глухо:

– Как там… Гелионтэль?

– Не знаю, – ответил я.

Она пробормотала:

– Не знаешь?

– Да, – отрезал я.

– Почему?

– Там был конт Астральмэль, – объяснил я с непонятным раздражением, – выполнял какой-то свой долг, не помню. А ты едешь с Ричардом, человеком!

Несмотря на мой строгий голос, она расслабилась, начала устраиваться поудобнее, зачирикала нечто счастливое.

На севере Турнедо мои территории сменились землями, что отошли по договору к Варт Генцу, я увидел вооруженные отряды и знамена Варт Генца, но слева пошла высокая крепостная стена, загораживает единственный вход в долину, с которой начинаются владения Зигмунда Лихтенштейна, а также его семейства.

Тогда, при защите только что захваченного Савуази, я видел его отряд, целиком составленный из братьев и сыновей, дядей и прочей родни, и еще в тот раз ужаснулся, что это слоны в стальной броне, а не люди…

Стена высокая и явно очень толстая, сужу еще и по некоторому наклону, в основании намного шире. Это чтобы можно не сбрасывать, а на большой скорости скатывать тяжелые бревна, вон, закреплены целыми связками у самой вершины…

Там же и корзины с камнями, эти тоже покатятся, подпрыгивая и сбивая с ног, калеча, опрокидывая…

Вблизи осаждающих войск нет, лагерь расположен достаточно далеко, да еще и огорожен глубоким рвом и защищен высоким частоколом из толстых деревьев с заостренными кверху концами.

Выходит, первые попытки сломить сопротивление Зигмунда оказались настолько плачевными, что вартгенцы больше даже не пытаются взять штурмом.

Теперь либо ждут указаний из столицы, либо подхода тяжелых стенобитных орудий… но, на мой взгляд, у тех тоже нет шансов.

Изаэль что-то возбужденно чирикает в кольце моих рук, я велел не пищать, некогда, послал Зайчика вдоль стены.

В одинокого всадника никто не стреляет, да и сложно попасть в скачущего на такой скорости, так мы пронеслись до самых крепостных ворот, сколоченных из цельных дубов.

Я резко натянул повод и помахал рукой.

– Гость к барону Зигмунду!

Стражи сверху всмотрелись, кто-то звучно ойкнул, но не стали спрашивать, хто я и зачем, смышленые здесь люди.

Сбоку в башенке отворилась дверь, я придавил голову Изаэль пониже, сам пригнулся, и мы протиснулись между двумя тесными каменными стенами.

Если бы нас хотели убить, то лучше места не придумать, это классическая ловушка, но через минуту далеко впереди каменного лабиринта распахнулась еще одна дверь, и мы оказались по ту сторону стены. Стенобитные тараны и катапульты приедут зря, мелькнула мысль, такие толстенные стены ничем не продолбить и за сто лет.

Изаэль затихла, как мышь возле выхода из норки. К нам подошли было вооруженные люди, все рослые и с решительными лицами, но тут же разбежались в стороны, присели и закрылись щитами.

– Бобик, – сказал я строго, – ко мне! Далеко не отходить.

Воины медленно поднимались, с ужасом глядя на это черное чудовище ростом с пони, только потяжелее и помощнее, с огромной красной пастью, где зловеще блещут острые клыки.

Я оставался в седле, Бобик послушно замер, вперед выступил рослый мужчина с суровым лицом полевого командира, что вместе с отрядом спит у костра и питается только дичью.

– Ваша светлость, – произнес он с крайней почтительностью, – я Уильям Джефферсон, капитан конной гвардии. С вашего позволения провожу вас к барону Зигмунду.

Я кивнул:

– Ведите, капитан!

Мы тронулись следом, он помахивал рукой и покрикивал, чтобы посторонились перед его светлостью Ричардом Завоевателем. Притихшая Изаэль пихнула меня локтем и прошипела что-то насчет этого имени, не одобряя или ехидничая, но я не расслышал, жадно рассматривал все, что по эту сторону стены.

Людей с оружием масса, в самом деле готовы даже к прорыву противника в крепость, молодцы, боевой дух очень высок, ничего не страшатся, кроме Бобика.

Впереди показался большой шатер, мы видели, как в него с разбегу влетел воин в легких латах. Через минуту Зигмунд вышел в полных доспехах из блещущей стали, только голова непокрыта, огромный и нахмуренный.

Я молча ждал, он увидел меня, приблизился и поспешно преклонил колено, глядя мне в лицо твердо и честно.

– Ваша светлость!

Я сказал торопливо:

– Встаньте, сэр Зигмунд. Вы не мой подданный.

Бобик порывался подойти к нему и обнюхать, чего он тут расстоялся, я цыкнул, а Зигмунд ответил, не поднимаясь:

– Но я хочу быть вашим подданным, ваша светлость!

Воины вокруг заговорили, судя по тону – одобрительно, кто-то даже выкрикнул мне хвалу.

Я сказал с неловкостью:

– Встаньте, барон.

Он поднялся, взглянул на Бобика, по сторонам, снова на меня.