Ричард Длинные Руки - гранд - Гай Юлий Орловский

– Боже, – прохрипел он. – Это… кто?

Бобик поднял голову и посмотрел на него с недоумением. Я оглянулся на Изаэль:

– Это? Это моя рабыня.

Бобик со стуком уронил голову и сделал вид, что смертельно спит. Аннегрет нервно сглотнул, сказал вздрагивающим голосом:

– Но… ваша светлость… Это же нехорошо, неправильно… Мы же христиане, мы не должны иметь рабов…

Я вздохнул:

– Что делать, сэр Аннегрет. Когда я покорил исполинскую империю эльфов, они поклялись стать моими рабами. У них, знаете ли, другие понятия, другие ценности, другой склад как бы ума… Кроме того, это самочка, разве не видите?

– Ну да, как же, такое да не увидеть…

– А женщина, – объяснил я мудрым голосом, – как сказал великий лорд Ницше, не может быть другом и вообще равной человеку. Слишком долго таился в ней либо раб, либо господин. Они знают только любовь!..

Он завидующе вздохнул:

– Правда?

Я сказал с сочувствием:

– Так что нельзя от них требовать больше, чем могут дать. Увы, я со своими скромными запросами довольствуюсь тем, что есть.

Он с завистью посмотрел на мои запросы, а они, быстро смелея, показали ему язык и даже нахально свернули в умильную трубочку.

Я сказал деловито:

– Сэр Аннегрет, что стряслось такое, что целый ряд лордов, можно даже сказать, сонм… или нельзя?.. просили меня прибыть в королевство весьма срочно?

Он развел руками:

– Ваша светлость, я вообще-то был рад, когда вы отказались от короны Варт Генца… У моего дяди были хорошие шансы стать королем, но теперь даже и не знаю. Такое началось, что лучше уж вас, ваша светлость, хоть вы и не наш, на вартгенский трон, чем эта беспощадная резня.

– Понятно, – сказал я угрюмо. – И никто никому уступить теперь не хочет?

– Дело чести, – подтвердил он угрюмо. – Нужно было соглашаться, когда больше всего голосов отдали Хродульфу, теперь это понимаем. Ну и что, если всего на один голос больше, чем Меренвинду?

– А доблестный Хенгест Еафор? – спросил я.

Он устало отмахнулся:

– Мой дядя все равно на третьем месте. Но ввязался в борьбу за трон потому, что у него самая сильная и хорошо подготовленная к боям дружина!.. Раньше бы о себе и подумать такого не мог.

Я сказал задумчиво:

– Дурной пример заразителен.

– Вот-вот! – сказал он совсем невесело. – Теперь, думаю, согласились бы и Меревальд Заозерный, и Леофриг Лесной, что трон должен достаться Хродульфу Горному, раз уж за него больше всего отдали голосов.

Я вздохнул.

– Всего на один голос больше? Я понимаю тех, кто против… Не оправдываю, но… понимаю.

Он сказал отчаянным голосом:

– Если бы мы знали, что вот такое стрясется!.. Но теперь пути назад нет…

– Почему?

– А честь? – спросил он. – Что подумают на того, кто отступит?

Я предположил:

– Подумают, что вот наконец-то умный…

– А вдруг решат, – спросил он отчаянно, – что трус?

– И такое могут, – согласился я, – люди разные. Потому и люблю эльфов! Все, как доски в заборе… В хорошем заборе, новеньком и покрашенном. Вроде палисадника вокруг цветочной клумбы в хорошем коттедже.

Он то и дело косился на мои запросы, но Изаэль стоит смирно столбиком, в самом деле, как рабыня, ждущая приказаний, смотрит больше в пол, но ее удивительно вылепленные ушки подрагивают, улавливая разговоры не только в шатре, но и за его пределами.

– М-дя, – проговорил он жалко, – ага, как бы вот… Все-таки скорее решат, что трусим…

– Люди такие, – согласился я. – На хорошее никогда не подумают. Хотя, казалось бы…

– Вот-вот, – сказал он со вздохом, – потом никто назад ни шагу. Чтоб не подумали что-то такое, что уронит рыцарскую честь.

– Назад и не нужно, – возразил я. – Зачем это назад? Только вперед! Но – с учетом того, что натворили.

– И чего еще натворим, – сказал он кисло. – Я велю подать обед? Вина, пива?

– Я не хочу, – сказал я, – а моей рабыне не полагается. Ваш дядя далеко?

Он сразу подобрался, посмотрел на меня с надеждой.

– Его лагерь всего в пяти милях отсюда! Вы ему поможете?

– Я хочу помочь всем, – ответил я. – В первую очередь – королевству.

Он тяжело вздохнул, развел руками и опустил голову.

– Да-да, простите, я еще эгоист, не дорос до мышления в масштабах королевства.

Я поднялся, кивнул своим интересам:

– За мной, существо!

Первым подхватился и выскочил Бобик, Изаэль послушно засеменила за всеми нами. Аннегрет косился в ее сторону так, словно мечтал попросить взять на руки и нести, но не решался на такую великую дерзость.

Воины лагеря собрались в широкий круг, мы еще издали услышали восторженные вопли, а в центре стоит Зайчик и со смачным хрустом жрет, как сочную капусту, крупные пурпурные угли из костра.

– Вот свиньи, – сказал я с сердцем, – не один, так другой что-то да сожрет в гостях. Изаэль, хоть ты ничего не подбирай и не жри по дороге!

Нежная эльфийка посмотрела на меня так обиженно, что мне почти захотелось извиниться, а Аннегрет засопел в праведном гневе и пощупал рукоять меча.

Я свистнул, Зайчик подбежал, дохрустывая лакомство. Я поднялся в седло и вздернул к себе свои интересы.

– У вас вполне образцовый лагерь, – сказал я Аннегрету. – Учитывая, что вы недавно из боя… Так и скажу вашему дяде.

Он смотрел все еще хмуро, оскорбленный грубым отношением к рабыне, которую можно прямо в императрицы, но поклонился и ответил вполне учтиво:

– Я счастлив заслужить высокую оценку самого Ричарда Завоевателя.

Я вскинул руку в прощании, Зайчик красиво поднялся на дыбы и помесил воздух копытами, а за это время Бобик сделал мощный прыжок и унесся вперед, опять же, морда, точно угадав направление.

Во второй половине дня воздух прогрелся так, что стало душно, как перед грозой. Солнце начало сползать по хрусталю небосвода, как яичный желток, оставляя за собой след, такой же красновато-оранжевый, поджигающий облака, что застыли на небе, как короста от недавней раны.

Изаэль, навертевшись, словно у нее там шило, засыпала вопросами, о чем же мы таком говорили, что ничего не понятно, и почему так все сложно, ведь у мудрых и замечательных эльфов все кристально ясно, а у диких и примитивных зверей, что называют себя людьми, как-то все запутанно, будто ко всему еще и сумасшедшие…

Я объяснял честно и правдиво, все равно не поймет, потому можно не врать, она восхитительно хлопала громадными ресницами и удивлялась все больше, а я горделиво расправлял плечи во всю ширь, довольный, что такой умный.