Очень. Петербургские сказки - Андрей Зинчук

– Де-е-д!!!

– Листик! Елочка! Вы что, забыли о своих обязанностях? – напомнила Грибабушка, после чего Листик с Елочкой пришли, наконец, в себя и начали перекликаться, имитируя эхо. И по Солнечной поляне принялось летать из конца в конец:

– Дее!…

– Ее!…

– …ед!

– Дее!…

– У!…

– Уля!…

– Е!…

– Ля!…

Еще минута – и на Поляне появилась… очень красивая девочка. А точнее – девочка-подросток. При ее появлении, разумеется, вся "колдовская" компания мгновенно обратилась и исчезла, словно растворилась в воздухе.

– Ты? В каком ты виде?… – подошла девочка к Деду-Дедуле. – Что это за наряд? Это что на тебе надето?

Дед-Дедуля оглянулся назад, на то место, где только что были Листик с Болотиком, и, не обнаружив их, глупо захлопал глазами, не зная, что ответить.

– В общем это… м… халява, – наконец нашелся он. – Постой! Откуда ты здесь? Как ты меня нашла?!

– Я пришла из школы, – объяснила красивая девочка, – а тебя нет. Жду час, жду два… И обед кончился, и ужин прошел. А тебя все нет и нет. Проанализировала я, что ждет меня на… на завтрак! Вспомнила, как ты все уши прожужжал мне про это свое болото, где тебя тут прошлым летом леший водил!

– Говорил я вам? Говорил? Это ведь она – Внучка Таня моя! Любимая! Она нашла меня! Соскучилась! А вы говорили – кислое мое дело! – опять обернувшись назад, на пустое место, где еще совсем недавно были Листик с Болотиком, объяснил Дед-Дедуля.

– Ты что, Дед, уже заговариваешься? – строго спросила названная Внучкой Таней. – С кем это ты? – И, не дожидаясь ответа, неожиданно добавила некрасиво и жестко: – Проголодалась я. Корми меня!

Страшная минута настала для Деда-Дедули. И тут Внучка Таня начала смеяться: а смех у нее – такой же нежный и чистый, как у Елочки:

– Такой я раньше была, правда? А зачем же ты меня такой столько времени терпел, Дед? Дедуля, я тебя так крепко!… Так!… – внучка Таня кинулась к Деду-Дедуле со всех ног и, подпрыгнув, повисла у него на шее. – Чего ты испугался? На тебе же лица нет!

– Наверное, это снова какое-то колдовство!… – вконец потерявшись, отвечал Дед-Дедуля. – Не может этого быть! Такого никогда… Ты что?!

– Просто я сама… до этого еще никого… ни разу по-настоящему… А теперь я… Буквально с первого взгляда… Это просто какая-то сказка! Он такой… Он!… Ох!!!

– Таня! – строго сказал Дед-Дедуля. – Кто… он?!

– Вот! – ответила Внучка Таня и крикнула назад, в Колдовской лес: – Константин!

На ее зов из лесу вышел некто очень страшный, некто очень грязный: некто с запавшими глазами, в обгоревшем комбинезоне и с закопченным лицом.

При его появлении Деда-Дедулю хватил столбняк. А в воздухе вкруг него раздались знакомые голоса:

– Расколдовали!

– Пачкун!

– Сработала! Сработала моя буква "Же"!

– Ошибаешься, брат, не было сказано тобой никакой буквы. Моя это клюковка!

– Я свою буковку шепотом произнес!…

– Ничего ты не произносил, я бы услышал!

– Это ты ничего ему не показывал! Я бы увидел!

– Я ему мокрую клюковку в кулаке показал!

К этому времени к Деду-Дедуле вернулся дар речи:

– Вы? Ты?… Ты – и моя любимая внучка?!!

Некто страшный и грязный не слишком-то затруднился с ответом:

– Я не какой-нибудь там Тракторист, у меня вот тут… – он постучал себя кулаком по левой стороне груди, по обгоревшему комбинезону, -…диплом Бульдозериста! Я – Тракторист-Бульдозерист!!! Просто сейчас, временно, я работаю на экскаваторе… И я потом прошу у вас ее руки!

Повисла пауза. И в тишине раздался тихий, грустный девичий смех. И всем как-то сразу стало понятно, что это Елочка просила бабушку: "Грибабушка, отпусти!"

А на Деда-Дедулю было больно смотреть: он посерел, осунулся, весь как-то сник. Казалось, что даже и ростом он меньше стал – ведь буквально только что он обрел свою мечту: добрую, послушную, любимую внучку! И тут же вновь ее теряет… Но Тракторист-Бульдозерист Константин – эх, недаром все-таки у него диплом Бульдозериста! – пришел Деду-Дедуле на помощь:

– У тебя замечательный дедушка, Таня. Он воевал! – с уважением сказал Тракторист-Бульдозерист.

– Я знаю, – ответила на это Внучка Таня. – Он в сорок первом под Ленинградом в Синявинских болотах сидел. У него за это и медаль есть!

– Ты не поняла: он сегодня воевал. Тут. Со мной. В этом болоте. Он это болото отвоевывал!

И опять повисла долгая пауза.

– Деду-у-уля! – протянула с нежностью Внучка Таня.

И снова раздались знакомые голоса в тишине:

– Гм!… Это не Пачкун.

– Значит, говоришь, твоя клюковка?…

– Может, и не она, я ее слишком сильно в кулаке зажал. Могла и не сработать. Наверное, это твоя буква "Же"!

– Вряд ли. Я, когда волнуюсь… Я немного заикаюсь! Как раз на ш… ши'пя'щие!…

А Дед-Дедуля в буквальном смысле слова схватился руками за голову:

– Экскаватор! Боже мой! Это же был экскаватор! – и добавил. – А вы… ты, Константин, уверен, что любишь ее по-настоящему? Не торопись, приглядись к ней внимательнее! Она ведь, знаешь… разной бывает!

– Дедуля! – предупредила Внучка Таня без прежней нежности в голосе.

– Ничего кроме нее, не вижу! – ответил Деду-Дедуле Тракторист-Бульдозерист. – Сверкание в глазах. Как от нового карбюратора! – И сощурился, заслонившись рукой от Внучки Тани, как заслоняются от солнечного света.

– К тому же она… – опять начал было Дед-Дедуля.

– Де-е-е… – противным, обыкновенным голосом проговорила Внучка Таня.

– Ну, что, "Де-е-е…" Что, "Де-е-е"? Она же еще семиклассница!

– …ед!!! – зло закончила Внучка Таня.

– Поэтому я потом и прошу у вас ее руки! Потом, когда и сам путягу закончу, – терпеливо и обстоятельно объяснил Тракторист-Бульдозерист. Но внезапно, кинув влюбленный взгляд на Внучку Таню, вскричал: – Ой, нет! Уже не прошу! Вдруг она стала совершенно некрасивой! Буквально как лысая покрышка!…

– Деду-уля!!! – в ужасе исправилась Внучка Таня.

– Ой, а теперь снова красивая! – тут же вскричал Тракторист-Бульдозерист. И опять заслонился рукой от Внучки Тани, как заслоняются от солнца. – Поэтому я снова прошу потом ее руки! Потому что я теперь уже не смогу без нее! Я вам, дедушка, еще больше скажу: увидел я ее – внучку вашу Таню на тропке – и чувствую: все, конец. Не могу больше ни одним рычагом пошевелить. Шабаш! Что-то со мной такое сделалось: можно сказать, полный столбняк.