Психология масс и анализ человеческого "я" - Зигмунд Фрейд

Таким образом, масса представляется нам ожившей первобытной ордой. Подобно тому, что внутри каждого современного индивида прячется первобытный человек, из человеческой толпы в любой момент может возникнуть первобытная орда; масса господствует над людьми, и поэтому мы распознаем в ней продолжение первобытной орды. На этом основании мы имеем право сделать вывод о том, что психология масс является древнейшим типом человеческой психологии; то, что мы выделили, пренебрегая остатками массы, в виде индивидуальной психологии, выросло лишь позднее, постепенно и лишь частично из старой доброй психологии масс. Ниже мы возьмем на себя смелость указать исходный пункт такого развития.

Следующее рассуждение покажет нам, в каком пункте это утверждение нуждается в поправках. Индивидуальная психология, скорее всего, является такой же древней, как и психология масс, ибо с начала времен существовала психология двоякого рода – психология индивидов, составляющих массу, и психология отца, предводителя, вождя. Индивиды, составлявшие массу, были в ней так же связаны друг с другом, как и теперь, но отец орды был свободен. Его интеллектуальные действия были, сами по себе, сильны и независимы, его воля не нуждалась в подкреплении со стороны остальных членов орды. Следовательно, мы должны принять, что его «я» не было ни с кем связано либидинозными отношениями, он не любил никого, кроме себя; других он любил лишь постольку, поскольку они могли служить его целям и нуждам. Его «я» не давало объектам ничего лишнего.

В самом начале истории человечества он был сверхчеловеком, которого Ницше ожидал лишь в будущем. Еще и сегодня индивиды, составляющие массу, нуждаются в иллюзорном представлении, будто они все в равной мере любимы вождем, но сам вождь не обязан никого любить, он должен принадлежать к касте господ, быть абсолютным нарциссом, самодостаточным и самостоятельным. Мы знаем, что любовь создает преграду нарциссизму, и могли бы показать, как благодаря этому влиянию она стала значимым культурным фактором.

Праотец орды не был еще бессмертным, каким он стал позднее, в результате обожествления. Когда отец умирал, его надо было заменить, и место отца заступал один из младших сыновей, бывший до этого, как и все другие, индивидом из массы. Таким образом, должна была существовать возможность преобразования психологии массы в индивидуальную психологию, надо было найти условие, при котором можно было легко осуществить такое преобразование, подобно тому, как в случае необходимости пчелы могут сделать из личинки не рабочую пчелу, а матку. В таком случае ситуация выглядит совершенно однозначно: первобытный отец мешал своим сыновьям удовлетворять их непосредственные половые потребности, он вынуждал их к воздержанию, и вследствие этого к чувственной привязанности к своей особе и друг к другу; эти привязанности возникали вследствие подавления сексуальной цели. Таким образом, отец принуждал своих сыновей к массовой психологии. Его сексуальная ревность и нетерпимость стали в конечном счете первопричиной психологии масс.

Можно также принять, что изгнанные сыновья, разлученные с отцом, идентифицировали себя друг с другом в рамках гомосексуальной любви, и таким образом получали свободу для убийства отца.

Для того, кто становился преемником отца, открывалась возможность сексуального удовлетворения, а значит, открывался и выход из условий, формирующих массовую психологию. Фиксация либидо на женщине, возможность немедленно и безотлагательно удовлетворить половое влечение положили конец подавлению сексуальных устремлений и позволили нарциссизму снова занять свое законное место. К этому взаимоотношению любви и формирования характера мы вернемся в конце книги.

Еще раз подчеркнем в качестве особенно поучительного примера связь между устройством первобытной орды и условием, посредством которого сохраняется цельность искусственной массы. На примере армии и церкви мы видели, что существует иллюзорное представление, согласно которому вождь в равной степени и по справедливости любит всех индивидов, составляющих массу. Однако это поистине идеалистическое представление об отношениях, господствовавших в первобытной орде, в которой отец в равной степени преследовал и держал в страхе своих сыновей. Уже следующая форма человеческого сообщества – тотемический клан – исходит из той предпосылки, что необходимо преобразование, на фундаменте которого можно построить все социальные обязанности. Неистощимая сила семьи как естественной природной массы основывается на том, что действительно верно необходимое допущение о равной любви отца.

Но мы, однако, ожидаем большего от аналогии массы и первобытной орды. Эта аналогия должна приблизить нас к уяснению того, до сих пор непонятного и таинственного в массе, что скрывается за загадочными словами «гипноз» и «внушение». Я полагаю, что такая аналогия действительно может это сделать. Давайте вспомним о том, что гипноз включает в себя нечто сверхъестественно жуткое; характер этого жуткого нечто указывает, однако, на какое-то вытеснение мертвой старины и на искреннее доверие. Гипнотизер утверждает, что обладает таинственной властью, лишающей человека его собственной воли, или, что есть то же самое, человек сам в это верит, то есть верит в сверхъестественную власть гипнотизера. Эта таинственная сила – которую до сих пор часто называют животным магнетизмом – по своей природе идентична силе, каковую первобытные люди считали источником табу, силе, исходящей от королей и высших сановников и делающей опасным приближение к таким людям. Ныне такой силой обладает гипнотизер, но как он делает ее явной? Он заставляет человека смотреть себе в глаза, в типичных случаях он гипнотизирует взглядом. Для первобытного человека взгляд вождя опасен и невыносим, как позднее взгляд божества для смертного. Моисей служил посредником между своим народом и Иеговой, ибо народ не вынес бы божественного взгляда, и когда Моисей возвращается после встречи с Богом, лицо его сияет неземным светом – это часть «маны», перешедшая на него, как на посредника первобытных людей.

Известно, что гипноз, во всяком случае, можно вызвать и другими способами, что вводит в заблуждение и дает повод к появлению необоснованных физиологических теорий, например, к теориям, утверждающим, будто гипноз вызывается фиксацией взора на блестящем предмете или внимательным прислушиванием к монотонному шуму. На самом деле эти и им подобные способы служат лишь отвлечению осознанного внимания на каком-либо определенном предмете. Гипнотизер, конечно, мог бы сказать клиенту: сосредоточьте все свое внимание на моей личности, весь остальной мир вам отныне абсолютно неинтересен. Естественно, такая установка была бы технически нецелесообразной, если бы гипнотизер действительно вел бы такие речи; они вырвали бы объект гипноза из его подсознательных установок и привели бы к сознательному сопротивлению. В то время, как гипнотизер всячески избегает направления осознанного мышления субъекта на свою личность, а испытуемый погружается в такое состояние, в котором он перестает интересоваться окружающим миром, все внимание гипнотизируемого, тем не менее, подсознательно сосредоточено именно на гипнотизере, он создает установку раппорта и переноса на гипнотизера. Непрямые методы гипноза, подобно некоторым приемам профессиональных юмористов, имеют успех, так как позволяют добиться такого распределения душевной энергии, каковое не подавляет подсознательные процессы и позволяет, таким образом, добиться той же цели, какой достигают путем взгляда в глаза или пассами.