Сорок лет одиночества (записки военной переводчицы) - Маргарита Александровна Неручева

Условия так называемых мирных предложений, которые привез Гесс, на самом деле были расшифровкой предложений, привезенных в Лондон накануне войны одним из агентов Геринга. Они включали в себя следующие пункты:

— Германии будет предоставлена полная свобода действий в Европе;

— Англии — в империи, за исключением бывших немецких колоний, которые должны быть возвращены Германии;

— Россия будет рассматриваться как часть Азии, как основа для требований, которые будут предъявлены Сталину и будут решены либо путем переговоров, либо путем войны;

— Англия уйдет из Ирака;

— Английским и немецким гражданам будет возмещена стоимость собственности, утраченной во время войны;

— Вышеизложенные предложения должны быть рассмотрены новым правительством Англии без Черчилля и его коллег, осуществлявших военную политику начиная с 1936 года.

Осенью 1941 года, когда первоначальные успехи гитлеровских войск на советско-германском фронте породили кое у кого в правящих кругах Англии иллюзии о “непобедимости” Германии, переговоры с Гессом немедленно возобновились. Их вел лорд Бивербрук — личный друг Черчилля и самый близкий к нему член кабинета. Более того, есть основания полагать, что и Бивербрук не был последним государственным деятелем, с которым Гесс, находясь в Англии, проводил конфиденциальные беседы. В стенограмме Нюрнбергского процесса сообщалось о весьма примечательном факте. На судебном заседании 31 августа 1946 года Гесс хотел сообщить трибуналу о своей миссии в Англию. Свой рассказ он начал словами: “Весной 1941 года…”, — но тут же был прерван председателем Трибунала англичанином Лоуренсом.

“Миссия Гесса” так и не увенчалась успехом. Ее встретила в штыки английская общественность. Она оказалась неприемлемой и для Черчилля, поскольку сбивала Англию на путь еще более позорный, фактически лишая ее роли европейской державы. Великобритания находилась в тяжелом положении, но и по тогдашним временам условия нацистов были более чем унизительными. Гесс и его коллеги явно переигрывали. Английское правительство не могло пойти на их условия без серьезного конфликта с собственным народом.

Английскую идиллию Гесса прервало окончание войны. Из Англии он был доставлен в разрушенный Нюрнберг во Дворец юстиции на скамью подсудимых союзнического трибунала. Однако “заслуги” Гесса не были забыты, и голосами судей из западных стран Гесс был приговорен к пожизненному тюремному заключению, в то время как советская сторона высказала особое мнение, считая, что Гесс заслуживает смертной казни.

Преступник, совершивший убийство с целью ограбления, менее опасен для общества, чем тот, кто создает преступную государственную систему. Для поимки и ликвидации первого достаточно нескольких расторопных криминалистов. Чтобы обезвредить второго, как показывает опыт истории, требуются большие силы и жертвы многих народов. Гесс сам не расстреливал и не вешал, но усилиями нацистской клики, где он играл одну из ведущих ролей, были совершены злодеяния против миллионов людей. В этом смысле никакого значения не имеет тот факт, что четыре последних года войны Гесс отсиживался в английском плену. Преступная система, созданная при его участии, действовала, оставляя несмываемые кровавые пятна не только на Гитлере, Геринге, Гиммлере, но и на Рудольфе Гессе.

“Много времени тому назад — это было еще до начала войны — Рудольфа Гесса Называли “совестью партии”. Если мы спросим, почему заместителю фюрера было дано это почетное звание, то на этот вопрос нетрудно ответить: нет ни одного события в нашей общественной жизни, которое не было бы связано с именем заместителя фюрера. Он настолько многосторонен и своеобразен в своей работе и в сфере своей деятельности, что об этом нельзя сказать несколькими словами… многие мероприятия, проведенные правительством, особенно в сфере военной экономики и в партии, проводились полностью по инициативе заместителя фюрера”. Так писала о Гессе газета “Национал Цейтунг” 24 апреля 1941 года.

На процессе Гесс разыгрывал невменяемого, потерявшего память человека, ничего не знающего и ни за что не несущего ответственности. Он отказался отвечать на вопросы судей и обвинителей, предоставив право своим защитникам выгораживать его. Это им не удалось. Документами и показаниями свидетелей была доказана его причастность к заговору против мира, к чудовищным преступлениям против европейских народов.

Глава 8

Каждую неделю заключенные писали письма домой. Наказание в виде лишения переписки с родными, было для них самым суровым. Так Гесс за неоднократное нарушение режима был лишен права писать и получать письма в течение месяца. Вся корреспонденция Гесса к близким, несомненно, попадала из семьи к его биографам и издателям. Видимо, именно в расчете на это письма к жене, как правило, умело дополнялись патриотическими и призывными фразами. Хотя в одном письме Гесс писал, что уже достиг такого возраста, когда для молодежи он помеха. Он надеялся, что молодые люди, которых это касается, сделают правильные выводы. “То, что я смог сделать для них, я уже сделал, хотя это было очень трудно. Даже молчанием можно выразить свое отношение к окружающему”, — писал Гесс.

В большинстве своих писем Гесс обращался к жене “Моя Единственная”. Копируя древнеримский стиль, он заканчивал письмо просто “Дед” или “Ваш Дед”. Своим именем он никогда не подписывался. В 1953 году заключенным объявили, что теперь они могут писать письма еженедельно. Об этом Гесс с радостью сообщал своей жене:

“Моя дорогая и Единственная,

Итак ты удивлена! Едва я написал письмо 19-го, как тут же начал писать другое. Короче, это сенсация для заключенных Шпандау!

С сегодняшнего дня можно посылать одно письмо каждую неделю и соответственно получать от семьи до 1300 слов, если можно на машинке, чтобы облегчить работу цензуре. Но не думай, что я действительно смогу еженедельно писать письма в 1300 слов. Для этого у меня нет ни тем, ни духу. Одиннадцать с половиной лет неволи не прошли для меня бесследно. Мое следующее письмо, возможно, будет через две недели и обращено ко всем друзьям.

Ваш Дед”.

Но в дальнейшем Гесс передумал и писал письма каждую неделю, в большинстве которых, как правило, делился прочитанным. В своих письмах он обсуждал своего любимца — императора Наполеона, примерял себя к этой роли. “Воля Наполеона была сконцентрирована на славе, которой он добивался любой ценой, даже ценой жизни миллионов людей, и поэтому его добрые намерения сделать что-то хорошее для французского народа и всего мира представляются бессмысленными. Будучи представителем рода человеческого, он был лишен малейшей толики доброты, которую История требует от великих.

Очень важно, на осуществление каких целей направлялась его сила воли. Сила воли у Наполеона, конечно, была невероятной и, возможно, никем не превзойденной. Контроль над своим телом и разумом у него был таким мощным, что он мог спокойно спать даже в