Небылицы и думы - Иван Охлобыстин

Тут что-то больно укололо меня в шею. Я пощупал болевшее место, вытащил из шеи дротик, схожий с элементом игры дартс, и мой разум померк.

Очнулся я уже привязанным к бревну посреди туземного поселка без каких-либо признаков одежды на себе. Рядом, на соседних столбах, томились Микольцу и Дадука.

– Кранты, Ванюха! – крикнул мне Чугайло, брезгливо наблюдая, как голенастые, приземистые туземки набрасывают нам под ноги вязанки хвороста.

– Варианта нет! – согласился я.

Бербер тоже хотел что-то сказать, но чувства переполнили его и он снова потерял сознание.

– Как ты думаешь, – спросил я связного, – сколько нам осталось?

– Я думаю, они нами позавтракают. Чего перед сном нажираться? Люди все-таки! – горько усмехнулся он.

И действительно – когда костры у нас под ногами были сложены, дикари разошлись по своим хижинам, оставив в качестве охраны одного тощего то ли юношу, то ли старика.

Он недолго побродил вокруг нас, что-то рисуя острием копья на песке, наконец сел рядом на бревно и задремал. Глядя на него, я тоже закрыл глаза и, не желая далее страдать, забылся сном. Мне снилась моя четырехкомнатная квартира в центре от «Юнистроя», сидящие на кухне Оксана, мой школьный товарищ Серега Коноплянко и грустный Юрий Михайлович. Во всем его облике сквозили такие безмерные тоска и отчаяние, что я разрыдался во сне.

На рассвете меня разбудил какой-то шум. Я открыл глаза и, к своему изумлению, обнаружил склонившуюся надо мной Юукси.

– Без слов! – шепнула она, срезая длинным раскладным ножом путы на моих ногах.

Через мгновение я, Чугайло, обалдевший от нежданной встречи с супругой, и дрожащий Дадука крались к потаенному лазу в частоколе вслед за прекрасной разбойницей.

На расстоянии двух километров от лагеря бобонга мы увидели стоящий джип «Вранглер» и привязанного к нему слона.

– Здесь, ребята, и простимся! – обернулась к нам Юукси.

– Чем обязаны?! – хмуро полюбопытствовал смущенный своей наготой Чугайло.

– Все очень просто, – улыбнулась она. – Ты мне все-таки муж. Кровь не водица. А Охлобыстин – единственный мужчина, не пожелавший мною обладать. Я по достоинству оценила это фантастическое мужество. Он слишком интересный противник, чтобы скармливать его невоспитанным бобонгам, и потом я его еще успею пристрелить. Но сама! А переводчик – за компанию.

– Стерва ты, Доня! – скрежетнул зубами Микольцу.

– Однозначно! – согласилась она и показала на слона. – Одежда и оружие там. Счастливого пути, неудавшиеся люля-кебабы! – Юукси послала нам воздушный поцелуй и направилась к джипу.

– Сорок раз подумаю, прежде чем жениться в следующий раз, – задумчиво констатировал связной, когда контуры машины его жены расплавились на горизонте в предрассветном пурпуре.

– Где же ты ее нашел? – не сдержался я, спешно натягивая на ноги джинсы.

– А где все находят! – буркнул он. – В Сочи отдыхали вместе. Она по комсомольской, а я по профсоюзной. То, се, а там любовь – пятое-десятое. На год осели в Малайзии. А потом ее теща приехала, и все пошло прахом!

– Теща кто? – недоумевал я.

– Я не хочу о ней даже говорить! – сердито крякнул Чугайло и стукнул слону по спине кулаком.

И опять потянулись пергаментные пейзажи по сторонам, и опять навалилась дрема. Памятуя о недавно испытанном, я держался до последнего, но природа взяла свое, и проснулся я только от сильного толчка в плечо.

– Мулуи, – оповестил разбудивший меня Микольцу и показал на синеющую впереди бирюзовую полоску реки.

– Ну наконец-то! – обрадовался я, потирая ладонями отекший от долгого сидения зад.

– Поселок дагонов там! В горе! – прокричал Дадука и махнул вправо. – Мой дядя ездил сюда собирать бокитсу, – и предупредил: – Но, говорят, дагоны не общаются с чужими. Дагоны думают о катергаре! – и он таинственно зажмурился.

– Разберемся, – ответственно заверил его Чугайло и направил слона к показавшимся вдали скалам.

Открывшийся взору вид дагонского поселения полностью соответствовал моим представлениям об укладе жизни последних представителей исчезнувшей в океанических пучинах цивилизации атлантов. Огромная пепельная известковая скала была испещрена тысячами пещерных скважин, увенчанных барельефами образов причудливых чудовищ с рыбьими головами.

– Как же мы их оттуда выманим? – забеспокоился я.

– Дагоны не ждут гостей, но любят их! – компетентно заверил связной и спрыгнул со слона на землю.

Я последовал его примеру. Дадука тоже, но крайне неохотно, по всему было видно, что его мучил гипертонический криз.

Из-за отсутствия четкого плана мы попросту шагнули в первый же овальный проход и направились в прохладные глубины пещеры. Она оказалась на поверку туннелем, и очень скоро нам стало ясно, что вряд ли удастся вернуться назад прежней дорогой, поскольку каменный рукав петлял причудливым кружевом, то и дело пересекаясь с себе подобными. На третьем часу безрезультатных поисков мы уткнулись в глухую стену и остановились.

– Извини за любопытство, – спросил Микольцу у поникшего бербера, – а твой дядя вернулся назад?

– Конечно, нет! – всхлипнул тот.

– Ну перестань! – попробовал его утешить связной.

– Знаю я эти «перестань»! – еще горше всхлипнул Дадука. – Я-то самый слабый из вас. Вы меня первым съедите!

– Это почему же? – возмутился Чугайло.

– Потому что нам никогда не выйти отсюда! – крикнул бербер.

Словно соглашаясь с его словами, земля под ногами вздрогнула, стены пещеры характерно завибрировали, нас обдало терпкой пылью, а уши заложило от нестерпимого вопля…

Сколько он себя помнил, он помнил и ее. Во всяком случае, это ощущение появлялось у полковника каждый раз, едва девушка случайно касалась пальцами его руки, забирая у него пальто в гардеробе ресторана Bottom. Она была рыжая, зеленоглазая, умная, ей было двадцать пять лет, и ее звали Настя Рощина. Она не носила никаких украшений, кроме серебряного перстенька на указательном пальце с изображением черепа, и ее привозил кремовый бронированный «Майбах». Полковнику пять лет назад приходилось минировать такой же в одной сказочно богатой стране. Ситуация усугубилась тем, что из разговора Насти с ее подругой, случайно подслушанного полковником, он вынес уверенность, что девушка заработала себе на машину сама. И водитель Насти тоже понравился полковнику – он сразу определил морского пехотинца в грузном пожилом мужчине с наивным лицом, а по татуировке на внутренней стороне запястья выходило, что добрый старик служил не просто в морской пехоте, а в подразделении 3.14, которое выполняло самые деликатные поручения лично министра обороны. Даже влюбившись со всей страстью, на какую способен сорокапятилетний мужчина, полковник понимал, что объект его вожделения стратегически недостижим. Да и денег у него много не было. Он снимал однокомнатную квартиру в спальном районе и ежемесячно получал по почте шестьдесят шесть тысяч шестьсот рублей. Цифра ему не нравилась, но это перечислял пенсионный фонд Министерства обороны, и спорить, по сути, было, не с кем. Его координатор называл это «жить под прикрытием».