Отречение. Император Николай II и Февральская революция - Всеволод Воронин

28 февраля восстание перекинулось на окрестности Петрограда и другие крупные города. В Кронштадте матросы, перешедшие на сторону новой власти, закололи штыками военного губернатора адмирала Р.Н. Вирена, убили десятки офицеров, а оставшихся в живых бросили в подземные казематы. В Царском Селе были разгромлены склады спиртных напитков. А царскую семью, которая жила в Александровском дворце, охраняли военные, объявившие «нейтралитет». В Москве волнения, руководимые местным Советом рабочих депутатов, начались 28 февраля и закончились 1 марта. Власть взяла городская дума, гарнизон перешел на сторону революции, а командующий Московским военным округом генерал И.И. Мрозовский был посажен под домашний арест. Такой же мирный переход власти к органам самоуправления и общественным организациям состоялся в Харькове, Нижнем Новгороде и других городах.

Однако так было не везде. В Твери толпа учинила самосуд над губернатором Н.Г. Бюнтингом, который перед гибелью успел по телефону исповедаться перед викарным епископом. Покончить с революцией одним только походом на Петроград было теперь невозможно.

А.А. Бубликов

Решив образовать Временное правительство, Временный комитет Государственной думы и его председатель не допускали возвращения к власти фактически низложенного монарха. Вечером 28 февраля высокопоставленный сановник, ставший эмиссаром М.В. Родзянко, объявил французскому послу о конце «императорского режима» и пояснил: «Николай II не может больше царствовать, он никому больше не внушает доверия, он потерял всякий престиж. К тому же он не согласился бы пожертвовать императрицей»[91].

Между тем, наступление на Петроград, и без того очень запоздалое, продолжало буксовать. Его авангард – Георгиевский батальон генерала Н.И. Иванова, состоявший из 700 георгиевских кавалеров, согласно первоначальному плану, должен был следовать по железной дороге «впереди» царского поезда, но из-за задержки выехал из Могилева только около 1 часа дня 28 февраля. Войска, перебрасываемые к столице с Северного фронта, опередили отряд Иванова и приблизились к Петрограду раньше него.

Георгиевский батальон. Вручение знамени

Отъезд Николая II из Ставки стал последним из его роковых просчетов. Покинув Ставку, царь утратил всякий контроль и над ней, и над войсками. Вскоре после отъезда государя начальник штаба главковерха М.В. Алексеев разослал [по его собственным словам – «для ориентировки»] главнокомандующим фронтами телеграмму, в которой в хронологическом порядке было изложено основное содержание телеграмм С.С. Хабалова, М.А. Беляева и М.В. Родзянко, а также распоряжений царя и его штаба и разных «частных сведений», касающихся мятежа в Петрограде в период с 26 по 28 февраля. Известия о полном переходе столицы и центральных учреждений в руки «революционного правительства» он дополнил собственным заявлением: «… На нас лег священный долг перед Государем и Родиной сохранить верность долгу и присяге в войсках действующих армий, обеспечить железнодорожное движение и прилив продовольственных запасов»[92]. Но эти слова звучали весьма двусмысленно. Свой призыв быть верными присяге Алексеев истолковывал в довольно узком [хотя и по-своему – в ключевом] смысле; а именно – в плане обеспечения исправной работы железных дорог и поставок продовольствия. Кроме того, начальник штаба Ставки объявил высшему командованию о появлении в столице новой власти, а публикация своеобразной хроники падения Петрограда не могла не произвести на генералитет самое удручающее впечатление.

Поздним вечером 28 февраля Алексеев телеграфировал генералу Н.И. Иванову в Царское Село, куда тот прибыл только сутки спустя. Ссылаясь на «частные сведения», согласно которым, «28 февраля [в] Петрограде наступило полное спокойствие, войска примкнули [к] Временному правительству [в] полном составе, приводятся [в] порядок», Алексеев уведомлял Иванова о начале работы в Думе «Временного правительства под председательством Родзянко» и об исходящих от этого правительства приказах военным «по поддержанию порядка». По словам начальника штаба Ставки, «Временное правительство» высказалось в пользу «монархического начала России и необходимости новых выборов для выбора и назначения правительства». Но самой фантастической новостью было то, что новые власти якобы «ждут с нетерпением приезда Его величества, чтобы представить ему изложенное и просьбу принять эти пожелания народа». Не настаивая на подлинности пресловутых «частных сведений», Алексеев, однако, поставил перед адресатом совершенно новую военную задачу, в корне отличавшуюся от той, которую Иванов должен был выполнять «по высочайшему повелению»: «Если эти сведения верны, то изменяются способы наших действий; переговоры приведут [к] умиротворению, дабы избежать позорной междуусобицы, столь желанной нашему врагу…». Наконец, он приветствовал «воззвание нового министра путей сообщения Бубликова», добытое неким «кружным путем», с призывом к налаживанию «расстроенного транспорта», а также просил Иванова доложить государю «все это и убеждение, что дело можно привести мирно к хорошему концу, который укрепит Россию»[93].

Так Верховный главнокомандующий был отстранен от командования собственным начальником штаба, который вместо исполнения царских приказаний стал давать свои наставления высшим военачальникам. Генералу Н.И. Иванову надлежало доложить просьбу М.В. Алексеева царю по прибытии последнего в Царское Село. Однако в назначенный час – утром 1 марта – Николай II там не появился. Иванов также не успел прибыть к месту назначения. Но это не помешало Алексееву между 1 и 2 часами дня 1 марта, направить копии посланной Иванову телеграммы всем главнокомандующим фронтами. Тем самым Алексеев переподчинил себе Ставку и дезавуировал замыслы похода на Петроград. Начальник штаба Северного фронта генерал Ю.Н. Данилов запрашивал у Алексеева разъяснение, «откуда» тот почерпнул «сведения, заключенные в телеграмме». В 5 часов дня генерал-квартирмейстер Верховного главнокомандующего А.С. Лукомский «по приказанию» приболевшего Алексеева отвечал, что эти данные «получены из Петрограда из различных источников и считаются достоверными». Сверх того, он сообщал о захвате власти восставшими в Кронштадте и Москве, об отсутствии верных частей и массовом переходе войск «на сторону мятежников», а также о признании Балтийским флотом власти Временного комитета Государственной думы[94]. Пожелание не выполнять высочайшее повеление о походе на Петроград стало отныне и благоразумным требованием, и приказом.