Motorhead. На автопилоте - Лемми Килмистер

Я таскал под мышкой телевизор и разговаривал с ним. Кто-то пытался кормить деревья, росшие под окном. Некоторое время на самом деле было интересно. Потом мы все отрубились, и кто-то вызвал Release, это была фирма, бесплатно присылавшая скорую помощь наркоманам[22]. Нас свалили, как дрова, в их фургончик и отвезли в больницу. Я просыпаюсь в койке и понимаю, что могу видеть сквозь собственную руку. Я видел под своей рукой складки на простыне. Потом я замечаю больничные стены. Твою ж мать! Я точно загремел в дурку. Хотя нет, это обычная больница, а то рукава были бы длиннее. Тут на соседней койке просыпается мой приятель Джефф.

– Псст! Джефф!

– А?

– Мы в больнице.

– Вау.

– Надо сматываться. Ты как?

– Норм.

– Тише!

Мы слезаем с коек, я натягиваю плавки, и тут вдруг он как завопит:

– ААААААА! НА ПОЛУ!

Он прыгает и орет, глаза круглые и выпученные, как регистровые переключатели на органе:

– Черви, личинки, муравьи – АААААААА!

Я залез обратно в койку.

Потом явился доктор:

– Если бы мы приехали на час позже, вы бы не выжили.

Я про себя подумал: «А ты, небось, был бы только рад, козел вонючий».

Он сказал, что нам дали антидот и что нам потребуется время, чтобы прийти в себя. В результате мы приходили в себя две недели, и это было очень странное время. Например, я сидел, читал книгу, открывал 42-ю страницу – но книги не было. Или я шел по улице и вроде бы нес чемодан, и вдруг оп! – у меня в руках ничего нет. Странно… но интересно. Впрочем, не настолько интересно, чтобы повторять этот опыт!

В конце концов, после нескольких месяцев жизни «доссером», я попал в новую группу, Opal Butterfly. Я познакомился с их барабанщиком, Саймоном Кингом, в одном заведении в Челси под названием The Drug Store. Это было большое пафосное здание, этажа на три. Наверху ресторан, на первом этаже кабак, а в подвале магазин пластинок. И еще всякие магазинчики, бутики. Это было одно из первых заведений типа современных торговых центров. Дорогое, но симпатичное. Парни из Opal Butterfly ходили туда бухать, и я стал общаться с Саймоном и оказался в их группе – это как-то само собой получилось. Я даже не знаю, почему я с ним тусовался – мы не очень-то ладили. Но вы о нем еще услышите.

Так вот, Opal Butterfly были хорошей группой, но они ничего не добились. Когда я к ним присоединился, они существовали уже несколько лет, а через несколько месяцев распались. Один из них, Рэй Мейджор, потом играл в Mott the Hoople. Но время показало, что они распались вовремя: через какие-нибудь пару месяцев я попал в Hawkwind.

С Hawkwind я познакомился через Дикмика. Он играл у них на «инструменте», который представлял собой маленькую коробочку с двумя кнопками и лежал на раскладном столике. Он назывался ринг-модулятор, но, по сути, был генератором звука, который мог издавать тоны за пределами диапазона слуха человека – и снизу, и сверху. Издаешь высокий звук, и люди теряют равновесие, падают и блюют; издаешь низкий звук, и можно обосраться. Этим приборчиком можно было вызывать эпилептические припадки. Дикмик умел со сцены вычислять в зале людей, на которых эта штука должна была подействовать. На сцене с Hawkwind я подходил к нему и спрашивал:

– Есть сегодня кто-нибудь?

Он говорил:

– Ага, вон тот парень. Смотри.

Он крутил ручку – хруммммм, – и того парня начинало плющить. Удивительные вещи можно делать звуком. Но конечно, мы никогда точно не знали, что именно на них так действовало – генератор звука или кислота, которой мы перед концертом сдобрили все закуски. Но я опять забегаю вперед.

В общем, именно Дикмик привел меня в Hawkwind. Он рыскал по всему Лондону в поисках спидов и, разумеется, в конце концов нашел меня. В сквоте на Глостер-роуд, где я жил, была одна девушка, они общались, и она сказала:

– О, со мной живет чувак, который жрет таблетки.

Он зашел в гости, и оказалось, что мы оба интересуемся тем, как долго можно заставить свое тело прыгать и скакать без остановки. Мы ушли в загул на три недели, спали в общей сложности часа два. Он вообще-то собирался в Индию, чтобы выведать там какие-то суфийские тайны или еще какую-то мистическую херню в этом роде. Но добрался только до Глостер-роуд, которая все равно была ему не по пути, и бросил эту затею. Зато он нашел меня, а это его устраивало, потому что он был единственным человеком в Hawkwind, который жрал спиды, – остальные были по кислоте, – и ему был нужен единомышленник.

Я уже видел Hawkwind живьем, хотя и не в самом начале карьеры, когда они еще назывались Group X. Вся публика как будто была в эпилептическом припадке – шестьсот человек, и все двигаются абсолютно одинаково. Я помню свои мысли: мне надо самому играть в этой группе, потому что смотреть на них я не могу! Я хотел стать их гитаристом. Их главный гитарист, Хью Ллойд-Лэнгтон, как раз ушел из группы – он просто исчез. Они играли на фестивале на острове Уайт[23]. То есть, строго говоря, они не играли на самом фестивале, они играли снаружи – как вам такая альтернативная музыка? Так вот, они сидели у костра, и Хью закинулся кислотой – доз, наверное, восемь. «Пойду пройдусь», сказал он парням, ушел за холмик, и потом лет пять его никто не видел! Вот как обстояли дела в Hawkwind – расслабленно, очень расслабленно. Через несколько лет Хью объявился в группе под названием Widowmaker (не путать с проектом Ди Шнайдера[24] в 90-е, о нем мы поговорим позже).

В общем, я надеялся стать их гитаристом, но меня взяли на бас. Собственно, я играю на басу с того дня, как попал в Hawkwind. Дело было в августе 71-го. У них был оупен-эйр на площади Повис у Ноттинг-Хилл-Гейт, и их басист Дейв Андерсон не пришел на концерт. Но он сделал глупость – оставил свой бас в их фургоне, что развязывает руки конкурентам. Это все равно что буквально пригласить кого-нибудь прийти и занять твое место в группе, и я так и поступил. Видимо, Дейву не нравилось играть на бесплатных фестивалях, как в тот вечер. Он хотел получать деньги за каждый концерт без исключения, а группа любила играть на всяких благотворительных шоу. Помню, как мы однажды играли в поддержку «Сток-Ньювингтонской восьмерки», кто бы они ни были. Их посадили в тюрьму за какую-то гребаную херню[25], а мы решили, что это несправедливо, потому что мы были неформалы, и из-за свиней[26] всюду царит несправедливость – в общем, вся эта херня, о которой тогда любили болтать. Так что мы часто играли благотворительные концерты, но нас все время обманывали. У организаторов таких концертов всюду был свой карман. Сплошное жульничество были все эти акции. И сейчас так. Но опять же, я отвлекся.