Вечный сон. Прощай, красавица. Высокое окно - Реймонд Чандлер

— Привет, — улыбнувшись, сказала она тоненьким, дрожащим голоском. — Что… что… — не договорила и опять принялась за палец.

— Помните меня? — спросил я. — Джек Потрошитель. Высокий такой. Помните?

Она кивнула, и ее губы скривились в жалкой улыбке.

— Давайте войдем в дом, — сказал я. — У меня и ключ есть. Здорово, правда?

— Что-что?

Я отодвинул ее в сторону, вставил ключ в замочную скважину, открыл дверь, втолкнул девушку внутрь, закрыл дверь и, остановившись в холле, повел носом. При свете дня гостиная выглядела ужасно. Китайские гравюры по стенам, ковер, аляповатые лампы, вычурная мебель из тикового дерева, многоцветье, посередине фотообъектив, запах эфира и опиума — во всем этом в дневное время было что-то непристойное, как в пьянке гомосексуалистов.

Мы стояли и смотрели друг на друга. Она пыталась улыбнуться, но осунувшееся лицо ее не слушалось, улыбка на нем не удерживалась, куда-то сползала. Огрубевшая матовая кожа, провалившиеся глазницы, полный идиотизма и ужаса взгляд, приклеившийся к нижней губе белый кончик языка. С этой хорошенькой, избалованной и не самой умной девицей творится бог знает что, а всем на это наплевать. Будь прокляты эти миллионеры, не переношу их! Я размял сигарету, отодвинул стопку книг и присел на край стола. Потом закурил, выпустил дым и некоторое время молча наблюдал за захватывающим поединком ее зубов и большого пальца. Кармен стояла передо мной, словно провинившаяся школьница в кабинете директора.

— Что вы здесь делаете? — спросил я наконец.

Она вцепилась в рукав своего пальто и молчала.

— Помните, что было вчера вечером?

На этот вопрос она ответила с лисьим блеском в глазах:

— А что помнить? Вчера мне нездоровилось, и я сидела дома.

Только сейчас я заметил, что говорит она каким-то низким, гортанным голосом.

— Будет врать.

Ее глаза вспыхнули и тут же снова погасли.

— До возвращения домой, — пояснил я. — До того как я отвез вас домой. Что вы делали? Здесь, на этом стуле? — Я показал на стул. — На стуле, покрытом оранжевой шалью? Наверняка же помните.

Подбородок и щеки Кармен залились густым румянцем. И на том спасибо. Значит, хотя бы краснеть не разучилась. Из грязно-серой радужная оболочка сделалась белой. Большой палец еще глубже погрузился в рот.

— Выходит, это были вы? — прошептала она.

— Я. Что вы помните?

— Вы не из полиции? — вяло спросила она.

— Нет, я друг вашего отца.

— Точно не из полиции?

— Точно.

Она облегченно вздохнула:

— Что… что вам надо?

— Кто его убил?

Кармен передернула плечами, но лицо ее оставалось совершенно непроницаемым.

— Кто еще… знает? — спросила она.

— Про Гейгера? Понятия не имею. Полиция не в курсе — иначе они бы уже давно здесь околачивались. Может, Джо Броди?

Я спросил наугад, но, как выяснилось, попал в точку.

— Джо Броди! Да!

Мы оба замолчали. Я с остервенением сосал потухшую сигарету, она — большой палец.

— Только, пожалуйста, не хитрите, — взмолился я. — Говорите начистоту, все как было. Его убил Броди?

— Кого «его»?

— О господи! — вырвалось у меня.

Она обиделась. Уперлась подбородком в грудь.

— Да, — совершенно серьезно сказала она. — Это сделал Джо.

— Зачем?

— Не знаю. — Она решительно замотала головой, словно бы уговаривая себя, что и в самом деле ничего не знает.

— Вы последнее время с ним часто виделись?

Ее руки упали и сжались в маленькие белые кулачки.

— Нет, всего пару раз. Я его ненавижу.

— Так вы знаете, где он живет?

— Да.

— И вам он больше не нравится?

— Я его ненавижу!

— Значит, вы были бы не против, если б он сел за решетку?

Опять пустой взгляд. Вероятно, она за мной не поспевала. Я и сам за собой не поспевал.

— Вы беретесь сообщить полиции, что убийца — Джо Броди? — осторожно спросил я.

По ее лицу пробежала тревога.

— При условии, разумеется, что о фотографиях я молчу, — добавил я.

Она захихикала. От ее смеха мне стало не по себе. Если бы она закричала, или заплакала, или даже рухнула без чувств, это было бы совершенно естественно. Но она хихикала. Ее, видите ли, вдруг разобрал смех. Ее фотографировали в чем мать родила, фотографию эту украли, Гейгера прямо у нее на глазах пристрелили, сама она была пьяней целой армии запойных алкоголиков — и, несмотря на все это, ей почему-то вдруг стало ужасно весело. Веселей некуда. С каждой минутой смех ее становился все громче, все заливистее, отдавался в углах комнаты — у девушки началась истерика. Я соскочил со стола, подошел к ней вплотную и дал ей пощечину.

— То же самое было вчера вечером, — сказал я. — Хорошенькая парочка: Джек Потрошитель и Кармен Стернвуд — непревзойденные комики в поисках комедианта!

Смех прекратился, однако к пощечине Кармен отнеслась так же спокойно, как и накануне. Вероятно, она привыкла к тому, что ее били по лицу поклонники. Что ж, их можно понять. Я опять сел на край письменного стола.

— Никакой вы не Джек Потрошитель, — неожиданно совершенно серьезно сказала она. — Вы — Филип Марло, частный сыщик. Мне Вивьен говорила. Она показала мне вашу визитную карточку. — И Кармен погладила покрасневшую щеку, улыбнувшись с таким видом, будто ей ни с кем не было так хорошо, как со мной.

— Вот видите, все вы помните, — сказал я. — А сегодня вы вернулись сюда, чтобы забрать свою фотографию, но в дом попасть не смогли. Правильно я говорю?

Повела подбородком — вверх-вниз. Изобразила улыбку. Устремила на меня пристальный взгляд. Готова дружить. Ура! Еще минута — и можно будет пригласить ее прокатиться в Юту.

— Фотография исчезла, — продолжал я. — Вчера вечером, прежде чем отвезти вас домой, я искал ее по всему дому. Может, ее взял Броди? Вы насчет Броди ничего не выдумали?

Она решительно покачала головой.

— Ничего, не волнуйтесь, дело поправимое, — успокоил я ее. — Главное, помните, вы здесь не были — ни вчера, ни сегодня. Об этом не должен знать никто, даже Вивьен. А в остальном положитесь на Джека Потрошителя.

— Вас зовут не… — начала было она, но осеклась и закивала головой, соглашаясь то ли с моими словами, то ли со своими мыслями. Глаза ее сузились и стали такими же черными и непроницаемыми, как эмалированные подносы в закусочной. Ей явно пришла на ум какая-то идея.

— Мне пора домой, — сказала она таким тоном, как будто зашла ко мне на чашку чая.