Бриллиантовый пепел, или В моем конце мое начало - Карина Тихонова

Дверь открыла бабушкина протеже, Нина. Неизвестно, за какие заслуги бабушка держала ее в доме на правах горничной, поварихи и экономки, но из всех перечисленных обязанностей Нина не справлялась ни с одной.

Готовила она из рук вон плохо, пыль вытирала, руководствуясь вдохновением, а, когда Валька поинтересовалась, сколько примерно тратится в месяц на стол, Нина, возведя очи к небу, пробормотала, что точно не помнит. В общем, полный обвал.

Но если бабушка держала ее в доме, значит, на это имелись серьезные причины. Какие, Валька не спрашивала.

— Добрый день, — вежливо сказала Валька, глядя в каменное квадратное лицо прислуги.

— В библиотеке она, — не отвечая на приветствие, хмуро сказала женщина. — Велела вам сразу к ней идти.

— Одна?

— Одна, слава богу, — как всегда вольно выразила Нина свое отношение к предмету.

Что ж, это Вальку устраивало на все сто. Больше всего она боялась наткнуться на альфонса, прочно прибравшего бабушку к рукам. Тогда никакой откровенный разговор, конечно, не состоялся бы, а Валька сильно измучилась, таская внутри груз недовольства собой.

Евдокия Михайловна встретила внучку приветливой улыбкой. Скользнула коротким взглядом по ее потертым джинсам, но ничего не сказала, только вздохнула. «И впрямь, безнадежное дело», — подумала Валька, целуя бабушку в щеку.

— Как ты? — спросила она.

— По-прежнему не молодею, — ответила Евдокия Михайловна.

— Брось!

И Валька взяла ее за руки, помогая встать с кресла.

Сегодня бабушка была одета в элегантные черные брюки, подпоясанные чудным плетеным ремнем ручной работы, и легкий бледно-лимонный свитер. Это цветовое сочетание шло ей бесподобно, оттеняя темно-фиалковые глаза и выгодно подчеркивая стройную талию. Как всегда, от Евдокии Михайловны упоительно пахло дорогим парфюмом, а макияж был настолько умелым, что почти не бросался в глаза.

— Сколько тебе сегодня лет? — с улыбкой спросила Валька.

Был у них такой совместный ритуал. Каждый день Евдокия Михайловна вставала с ощущением разного возраста, и одевалась соответственно ему. Но классические брючки вкупе со свитером не позволяли угадать, на сколько лет ощущает себя сегодня их обладательница.

— Я сегодня старая, — без улыбки ответила бабушка. Отняла руки, закинула их за шею и потянулась.

— Совсем старая, — уточнила она. — Как в жизни.

— Почему? — спросила Валька. Она уселась на кожаный диван и привычно подобрала под себя ноги.

— С Андреем поссорилась?

Бабушка остро глянула на нее, словно проверяла, с подтекстом задан вопрос или нет. Убедилась, что подтекста нет, и немного успокоилась.

— Милая, я уже не в том возрасте, чтобы позволить какому-то сопляку испортить себе настроение. Просто читаю грустную книжку.

И подняла со стола бумажный томик, показывая его внучке.

— Платова? — спросила Валька, немного сощурив глаза. — Кто это?

— Одна современная писательница, — ответила бабушка, бережно возвращая томик на место. — Очень талантливая девочка. Просто невероятно талантливая.

— Не читала. Если она такая талантливая, чего ж ты расстроилась? — спросила Валька, устраиваясь на диване поудобней. Разговоры с бабушкой она обожала, хотя их точки зрения на литературу, театр и жизнь чаще расходились, чем совпадали.

— Не знаю. Книги вроде бодрые, а в конце почему-то плакать хочется.

— Отсутствует хэппи-энд?

— Отсутствует, — сказала бабушка без тени улыбки. — Как в жизни.

— Почитай Донцову, — предложила Валька неуверенно.

Евдокия Михайловна усмехнулась и ничего не ответила. Валька облокотилась на спинку дивана и спросила:

— И в каком жанре она творит?

— В кассовом, — ответила бабушка. — Хотя мне кажется, что она способна на большее. На гораздо большее.

— Не пойму, что ты ищешь в этой современной макулатуре? — пожав плечами, сказала Валька. — Есть же непреходящие ценности, проверенные временем…

— Ищу женщину, — пояснила бабушка. — Пытаюсь понять, какая она, современная героиня.

— И что получается? — с интересом спросила внучка.

Евдокия Михайловна в свою очередь пожала плечами и опустилась в кресло, красиво скрестив стройные ноги.

— Чушь какая-то получается. Противоестественная помесь Анжелики с Терминатором.

— А у нее? — спросила Валька, указав глазами на книжный томик, положенный на стол.

— И у нее тоже, — признала бабушка. — Но у нее эта особь, для правдоподобия, выведена лабораторным путем.

— То есть? — не поняла Валька.

— Симбиоз достижений пластической хирургии и патронажа спецслужб. Эдакая российская Никита. Наш ответ Люку Бессону.

— А-а-а…

— Знаешь, — не обратив внимания на разочарованный тон внучки, продолжала Евдокия Михайловна, — мне кажется, что основным достоинством женщины на сегодняшний день является умение жестко давать сдачи и противостоять окружающему миру. И чем лучше она это делает, тем успешней, с точки зрения окружающих, складывается ее жизнь. Хук справа, хук слева, и дорога к счастью свободна.

— Время такое, — философски заметила Валька. — Либо ты сожрешь, либо тебя сожрут. Третьего не дано.

— Дело не во времени, — в задумчивости произнесла бабушка. — Вот назови мне хотя бы одну героиню в русской классической литературе, у которой в конце действия счастливо складывается жизнь. Ну?

Валька напряглась, быстро перебирая в уме прочитанных отечественных классиков. Анна Каренина? Зинаида Афанасьевна? Катерина? Лиза Калитина? Сонечка Мармеладова? Настасья Филипповна? Господи, неужели нет ни одной?

— Я так сразу и не вспомню, — ответила девушка в некоторой растерянности.

— И потом тоже не вспомнишь, — сказала бабушка. — Нет в русской литературе такой героини. То есть, возможно, есть какая-то эпизодическая, на вторых ролях… Не самая главная, если ты меня понимаешь. Женское счастье не составляло предмет заботы наших классиков.

— Почему?

— Потому что оно никогда не составляло предмет заботы нашего общества, — спокойно ответила бабушка. — И писатели просто зафиксировали эту грустную реальность. Что ж это за героиня, если она не страдает? Впрочем, Чернышевский сделал попытку пофантазировать на тему освобожденной женщины России с апофеозом в виде швейной мастерской. По-моему, получилось довольно убого. Наверное, поэтому у меня нет ни одной любимой женщины-героини в русской литературе.

— А Татьяна? — поинтересовалась Валька, вспомнив уроки литературы в школе и сочинение на тему «Образ идеальной женщины в романе «Евгений Онегин».

— Это из Пушкина, что ли? — уточнила бабушка и насмешливо фыркнула в ответ на утвердительный кивок внучки. — Господи! Да я терпеть не могу эту ограниченную мещанку!