Флакон счастья. Книга ароматов. Часть вторая. Парфюмерные истории - Любовь Деточкина

– Мама – это тебе!

– Спасибо.

Мы заруливаем во двор и быстро вбегаем на пятый этаж.

– Поиграй, я приготовлю кушать.

Когда говорят «поиграй», почему-то сразу не хочется ни во что играть. Это явно волшебное слово. Злое волшебство, думаю я и брожу по комнате. Слышу, как мама начинает что-то громко резать на кухне и бегу посмотреть, что же это такое громадное там готовят мне на обед. Вбегаю, и вижу разрезанную напополам тыкву. Тыкву! Мама забыла, как мне было плохо несколько раз от тыквенной каши?

– Она гадкая.

– Тыква очень полезная.

– Бееее!

Маму не переубедить. Шаркая босоножками, я медленно возвращаюсь в комнату. Играть окончательно расхотелось. Я подхожу к столу ударяю пальцем по тюльпану в вазе. Его лепестки приобрели темно багровый окрас и завернулись в обратную сторону. От удара они разом осыпаются на скатерть. Я бью по ножкам оставшихся тюльпанов и любуюсь полетом опавших лепестков. Потом пододвигаю стул и, дотянувшись до торчащих на стеблях пестиков, мажу пальцы в черную пыльцу. Оглядываю комнату в поисках, где бы оставить свои отпечатки. Спрыгиваю со стула и опрокидываю вазу. По столу расползается зеленоватая лужа. Похоже, придется съесть всю кашу.

Ноты: трава, одуванчик, колокольчик, тыква, тыквенные семена, каллы, морковная ботва.

– У тебя есть не розовое?

– Вот коралловое платье.

– А не розовое и не коралловое?

– Костюм в клеточку.

– Розовую с белым…

– Хм, как-то я раньше не замечала, что у меня много розового.

– Да у тебя все розовое, шторы, ковер, мишки эти по всей комнате, вся одежда, тапочки, туфли, у тебя даже солнечные очки розовые.

– Мишек мне дарили, а очки, они такие милые, в них все такое, такое, лучше сама глянь.

– Розовое?

– Примерь!

– Ну ладно.

– Ну как?

– Необычно. А вот это платье вполне подойдет приятного серого цвета, и туфли, и пиджак этот от костюма в клетку стильный. Надевай!

– Ну все, я побежала.

– Удачи, я возьму очки на недельку.

– Бери, конечно, у меня есть еще.

– Розовые?

– Малиновые.

Ноты: яблоко, пион, сахар, груша, мускус, фруктовые ноты.

– Толян, что мне делать?

– Купи цветы.

– Точно, цветы!

– И конфеты.

– Да! И коробку конфет, точно, так и сделаю.

– А если подумать, можно еще духи.

– Духи, чтобы наверняка.

– Да, чтоб наверняка.

– А чё за духи?

– Ну чё, чё, бабские духи, цветы там всякие.

– Понял.

– Ну, удачи!

– С богом!

Константин встретил жену у проходной завода. Торжественно вручил букет нарциссов, пакет мармелада и флакон духов. Ничего не понимающая, но счастливая супруга расцеловала его в обе щеки и, схватив под руку, прытко побежала с мужем в сторону дома. Лишь подойдя к забору и увидев на месте дома тлеющий остов, она ахнула и начала бить супруга подаренным букетом.

Ноты: цветочные ноты, желтые цветы, мимоза, роза, стебли цветов, цветочная пыльца, перец, апельсин, нарцисс, ландыш, полевые цветы, мускус.

Багровый шарф в три оборота и меховые унты, и я уже бегу по сверкающему, как зеркало, льду, бегу, потому что остановка равна полному краху меня на эту, отражающую всю холодную синь неба, поверхность. С размаху врезаюсь в дверь, успеваю зацепиться за ручку и вворачиваю всю себя в рай, прекрасный, теплый, благоухающий вишневым пирогом и обжигающим напитком богов, посыпанным лично для меня двойной порцией кардамона. Плюхаюсь на мягкий, чуть потертый диван, хватаю плед и целиком заворачиваюсь, уже не столько для согрева, а чтобы просто дать понять себе – всё, я тут, можно перестать дрожать.

Рита уже спешит ко мне. В ее руках кофейник и поднос с чашками.

– Завари мой любимый, – говорю я.

– Обязательно, а пока выпей кофе, ты белее снега, – отвечает Рита и наливает чашку.

– И два куска вишневого, и не говори, что не готов, я его чую.

– Готов, готов, я уже вынула, остывает.

С каждым глотком из глубины растекается тепло, наполняет вибрирующей энергией, расслабляет окоченевшие конечности, возвращает чувствительность коже. Рита приносит мой черный, черный чай с кардамоном и имбирем. Крепкий, словно спирт, обжигающий горло, горький, как яд. Но кто говорил, что зелье, способное вернуть уходящего в тень мира, должно быть приятным. Воскрешение – непростая задачка. Зато нежнейший вишневый бисквит с миндальной стружкой как раз подходит для правильного питания только что вернувшихся в этот мир. Просто, чтобы им не захотелось сразу же сбежать, пока бисквит не съеден, это желание полностью отсутствует. Позже оно конечно возвращается, но не сразу, а за это время можно успеть сотворить еще кучу полезных и прекрасных дел. Например, договориться с Ритой о маленькой выставке картин в среду, прямо в окнах и на мольбертах в зале. Позвонить в редакцию и честно признаться, что книга не готова просто потому, что автор – наглая скотина, и спал беспробудно днями напролет все эти два месяца, а ночами… ну что за глупость, ночи вообще для личного пользования, как вам не стыдно такие вопросы задавать. И конечно написать пару строк.

– Привет. Я жива, хоть уже не уверена, что проснулась именно там, где живешь ты. Просто надеюсь. Иначе совсем трындец. И некому будет рассказать про драконов, домовых, гадкий холод и сумасшедших людей, которые не верят, что можно спать по двадцать часов.

И облегченно выдохнуть, получив ответ.

– Я тоже проснулся тут.

Доесть последний кусок вишневого бисквита и сидеть с закрытыми глазами в полной уверенности, что так можно продлить счастье до бесконечности.