Ярче солнца - Бет Рэвис

— Какого…?! — вопят оттуда.

Подпрыгиваю на месте, сердце в груди колотится.

— Я же чуть от испуга не сдох! — восклицаю я, рухнув на стул у стола, за которым сидит Барти.

Барти не отвечает — ухохатывается над своей реакцией. На какую-то секунду мне кажется, что все как раньше. Перед тем, как переселиться на уровень хранителей к Старейшине, я год прожил в Больнице, и мы с Барти были друзьями. Нас тогда была целая компания: Харли, Барти, Виктрия, Кейли и я (каждый день благодарящий судьбу за то, что у меня впервые за всю жизнь появились друзья).

Мы все дни напролет проводили в Больнице или в саду. Харли рисовал, Барти играл на гитаре, Виктрия сочиняла. Кейли порхала вокруг, постоянно пытаясь что-нибудь мастерить. Она сделала для Харли металлический подрамник, который едва не стоил ему пальцев, а однажды попыталась разобраться в старых сол-земных чертежах электрогитары и почти что отправила Барти на тот свет разрядом тока.

В те времена вся жизнь состояла только из веселья и смеха.

С моего лица сползает улыбка, и Барти тоже перестает ухмыляться. Не нужно и смотреть на него, чтобы понять, что мы оба подумали об одном и том же: со смертью Кейли многое изменилось. Она словно была клеем, скреплявшим нашу дружбу, и без нее все рухнуло. Харли все глубже увязал в темноте, из которой его могли вытащить лишь таблетки Дока. К тому времени, как он более-менее оправился, я уже переселился на уровень хранителей, а Барти и Виктрия разошлись. Виктрия все свое время проводила в Регистратеке с Орионом, а Барти, насколько я понимаю, находил утешение только в музыке.

— Как дела? — спрашиваю я, наклоняясь вперед.

Барти пожимает плечами. Вокруг него громоздятся книги, но это не музыкальные сборники, а толстые, внушительные тома из раздела, посвященного гражданскому праву.

— Непривычно видеть тебя без Эми, — говорит Барти.

— Я… просто… мы… — Со вздохом запускаю пальцы в волосы. В последнее время мы с Эми часто сидели вместе в Регистратеке, даже в этом самом зале, раздумывая, как организовать полицию. Я знаю, что она относится ко мне настороженно, боится доверять после того, как я признался, что сам ее разбудил, но… она перестала вздрагивать от моих прикосновений, чаще улыбалась.

До тех пор, пока я ее не обозвал.

Космос побери.

— Все нормально? — спрашивает Барти. На его лице я вижу тень искреннего беспокойства.

— Ага, — бормочу я. — Просто… Эми…

Барти хмурится.

— На корабле есть проблемы поважнее, чем эта странная с Сол-Земли.

— Не называй ее так! — взвиваюсь я, вскинув голову так резко, что в шее что-то щелкает, и прожигаю его взглядом.

Барти откидывается на спинку стула, подняв руки, словно защищаясь или пытаясь оправдаться.

— Я просто хотел сказать, что у тебя и так полно забот.

Сощурившись, читаю название толстой книги, которую Барти до этого изучал. На обложке женщина. Она еще бледнее Эми и одета в платье такой ширины, что вряд ли протиснулась бы в наши местные двери. Название гласит: «История Великой французской революции».

— Зачем ты это читаешь? — спрашиваю я и пытаюсь весело усмехнуться, но звук получается фальшивым, больше похожим на фырканье. Я смотрю на Барти новым взглядом, опасливым взглядом. Целая вечность прошла с тех пор, как мы следом за Кейли и Виктрией приходили в Регистратеку и устраивали на крыльце гонки на креслах-качалках.

И я бы никогда не подумал, что Барти может заинтересовать такая тема, как французская революция.

Может, он смотрел на стра… обрываю это слово, не додумав его — может, он смотрел на необычную женщину на обложке? Или ему захотелось почитать про то, как королю отрубили голову? Мысленно встряхиваюсь. Это уже паранойя.

— Еда, — говорит Барти.

— Еда?

Кивает и, подтолкнув ко мне пухлый том, берет в руки более тонкую книжку в зеленом кожаном переплете.

— Мне кое-что показалось… любопытным. Тот кусочек, где говорится «если у них нет хлеба, пусть едят пирожные»… интересно, они вообще восстали бы, если бы не было недостатка в еде?

— Может, они просто восстали против такой одежды, — предполагаю, указывая на пышные шелка, ниспадающие с юбки на всю обложку. Я пытаюсь снова разрядить обстановку, но Барти не смеется, да и сам я не смеюсь, потому что помню красную линию на графике, который мне показала Марай. Эта линия показывала снижение производства продуктов. Когда обитатели корабля заметят, как быстро скудеют запасы — и что корабль болтается мертвый в пустом небе, они тоже скоро поймут — долго ли придется ждать того, что они, как народ из этой книги, превратят садовые инструменты в оружие и восстанут?

Вместо ответа Барти просто открывает зеленую книжку. Но глаза его не двигаются по строчкам, и я понимаю, что он ждет от меня какой-то реакции. И я уже не уверен, что это все еще паранойя.

— Что-то случится, и очень скоро, — говорит Барти, не поднимая глаз от книги. — Ощущение растет уже несколько месяцев с тех пор, как ты их изменил.

— Я их не… — машинально защищаюсь я, хоть это и не звучало как обвинение. — Я просто… в смысле, наверное, я их в чем-то изменил, но изменил обратно. Как должно быть. В то, чем они были на самом деле.

Барти, кажется, сомневается.

— Так или иначе, теперь все по-другому. И положение ухудшается.

«Первая причина разлада, — вспоминаю я. — Различия».

Барти переворачивает страницу зеленого томика.

— Кто-то должен что-то сделать.

«Вторая причина разлада: Отсутствие централизованного командования».

А я, интересно, чем все это время занимался? Блин, да я только и делаю, что бегаю от одной проблемы к другой! Если не забастовка в одном квартале, так жалобы в другом, и каждая следующая проблема еще хуже, чем предыдущая.

Барти впивается в меня взглядом. Не осталось никаких сомнений: его глаза горят презрением и гневом, хоть голос и остается тихим.

— Почему ты не действуешь? Почему не поддерживаешь порядок? Старейшина, может, и был психом, но по крайней мере в его правление можно было не сомневаться, что доживешь до вечера.

— Я делаю все, что могу, — возражаю я.

— Этого мало! — Слова эхом отталкиваются от стен и ударяют мне по ушам.

Я неосознанно бью кулаком по столу. Шум заставляет Барти вздрогнуть; от удивления моя злость испаряется. Трясу рукой — боль покалывает иголками.

— Что ты читаешь? — огрызаюсь я.

— Что?

— Что за хрень ты читаешь?

Когда я поднимаю глаза, мы с Барти встречаемся взглядами. Наш гнев тает. Мы же друзья — даже без Харли, мы все равно друзья. И даже если на корабле в последнее время не очень уютно, все равно можно держаться за прошлое. Барти приподнимает книжку, и я вижу обложку. Это «Республика» Платона.