Хроника царствования Николя I - Патрик Рамбо

Что понадобилось Его Величеству в такой дыре? Как найти себе полезное занятие, когда томишься от безделья, пусть изысканного, но отчасти навязанного Императрицей, при том, что вокруг близкие друзья, тоже малость сдвинутые по фазе и уж точно готовые, чуть что, тряхнуть ради тебя мошной? Заурядный путешественник воспользовался бы этим, чтобы осмотреть окрестности, культуры поднабраться, но Наш Легконогий Предводитель, если вы обмолвитесь при нем о культуре, вспомнит только о полях, засеянных кукурузой или горохом. А между тем оттуда было рукой подать до Бостона, города с богатым прошлым, а на его окраине притулилась старая деревенька Конкорд, куда Нашему Величеству неплохо бы заглянуть хоть из уважения к былому, ведь именно там в 1775 году раздался первый выстрел, от которого ведет свой отсчет Война за независимость, оттуда же началось Покорение Дикого Запада, распространение телеграфа и железнодорожного сообщения, там же возникло то, что потом стали называть Новым Светом, целый мир, в центре которого царили философ Эмерсон и тот самый упрямый нормандец Генри Дэвид Торо, чья тоненькая брошюрка «Гражданское неповиновение» вдохновила господ Ганди и Мартина Лютера Кинга. И где, как не в Конкорде, впервые наметился не преодоленный до наших дней раскол страны на две Америки, противоположные одна другой, как правая и левая рука, о чем снята «Ночь охотника» с Робертом Митчемом: в одной все решает денежная выгода, в другой правят чистая созерцательность и почтение к цветам, откуда берут начало хиппи из Сан-Франциско и все сочиненное Бобом Диланом.

В этом селении, где некогда обитало столько великих теней, Наш Блистательный Предводитель мог бы, если б знал, как это проделывают без фраз и жестов, предаться медитации по поводу тех мыслей, что мсье Эмерсон запускает, как осветительные ракеты, например: «Муха столь же мало поддается приручению, как и гиена», «Неспособность к самосовершенствованию — единственная смертельно опасная болезнь» или: «Подлинное действие совершается в тишине». Наш Абсолютный Монарх мог бы с равным успехом проглядеть и заметки мсье Торо, каковой сурово изобличал благодушное самодовольство обожателей золотого тельца: «Люди столь закоснели в вечных подсчетах, попали в такое рабство к делопроизводству, что мне почти не удается отыскать тетради без подведенной красными или синими чернилами черты для долларов и центов…» Ну, положим, тут Наш Повелитель и не смог бы уловить смысла: для чего же еще тетрадь, изумился бы он, если не для записей прихода и расхода? Тем паче вкривь и вкось он истолковал бы замечание того же мсье Торо, утверждавшего, доводя до крайности ход мысли президента Джефферсона, что самое лучшее правительство — то, которое не правит вообще. Его Величество, пожалуй, пришел бы к заключению, что эта похвала как нельзя лучше применима к его правительству, ибо от кабинета герцога де Сабле, да и от самого герцога толку не было никакого.

Как нетрудно убедиться, Наш Неуемный Повелитель был не чета обычному визитеру, возможность поразмыслить на досуге под сенью аккуратно подстриженных деревьев Вулфборо его не прельщала, он и здесь намеревался явить миру свою полнокровную витальность. Выйдя из бостонского аэропорта, куда он прилетел регулярным рейсом, но в сопровождении специального самолета, доставившего сюда его охрану, его врача и секретарей, он не удосужился свериться с компьютером, сообщавшим местным жителям, сколько им еще осталось выносить пребывание у власти Джонни Уолкера Буша, в конце следующего года обязанного к великой радости подданных освободить престол: местного государя презирали уже все, вплоть до собственной обслуги; на его воробьиную головку градом сыпались упреки, ибо ему удалось лишить свою страну уважения всей планеты. Война на Востоке, оказавшись разорительной, полной лжи и несправедливостей, грозила безопасности его державы: слишком много спеси, презрения, глупости, а главное — гробов; вместо истребления террористов, нападавших на все и вся, он позволил им рекрутировать пополнение, теперь они прямо-таки кишмя кишели. Но вопреки всему Наш Чувствительный Лидер демонстрировал ребяческую тягу к незадачливому государю, ведь народ уже дважды избирал его своим руководителем, а он-то мечтал о подобном жребии для себя, потому и принял это приглашение, ведь летний домик местного правителя в Уолкерс-Пойнт, где тот ловил рыбу в кругу семейства, находился всего в двух часах езды на бронированном автомобиле от Вулфборо. Именно этим обстоятельством объяснялся двухмесячный отпуск Нашего Монарха в кошмарном пансионате на востоке Америки.

Но тут возникла проблема.

Узнав, что императорскую чету пригласили всего лишь на пикник, Императрица отказалась сопровождать супруга. Конечно, несколько раньше такой же чести сподобился и царь Владимир, но там ему предложили омаров под беседу о разделе мира. А тут — всего лишь пикник? И какое меню? Хот-доги, белая фасоль под томатным соусом, пирог с черникой? Притом мужчины без пиджаков? Императрицу тошнило от необходимости соблюдать протокол, но ее возмущало и отсутствие оного. Она решила поломаться: заявила, что ее не прельщает завтрак на траве с муравьями, берущими штурмом хлеб для гренков, и выказала особливую приверженность старинному фарфору на белоснежных скатертях. Ее компаньонки по пляжному досугу, прогулкам на водном велосипеде, посещению бутиков Марио Прада, французских филиалов ювелирного дома «Тиффани и Ко» и блужданию по антикварным и сувенирным лавкам сонного городка захлопали в ладоши, одобряя ее пренебрежение к дискомфорту и вульгарности бесстильной трапезы в отсутствие метрдотеля и сомелье, где рискуешь облить кетчупом летнее платьице.

Наш Лидер, одинокий и непримиренный, уселся в присланную за ним черную изрыгающую копоть махину и покатил на субботнюю встречу без супруги. Он чувствовал себя слегка помятым, несмотря на то что уже слетал в Париж и обратно на дворцовом лайнере «Фалькон-900», ожидавшем его в Бостоне на случай мелких, пусть и дорогостоящих, но необходимых вылазок в мир. Ведь ни за что на свете он не пропустил бы похорон влиятельного прелата монсеньора Люстиже, уступив невесть кому почетное место на траурной церемонии в Нотр-Дам. А так прежний монарх остался в Сен-Тропе, да и герцог де Сабле еще раз потерял шанс хоть где-нибудь попредседательствовать.

К Джонни Уолкеру Бушу и его весьма раскованному семейству Наш Возлюбленный Повелитель приехал с некоторым опозданием. Он вышел из машины в черном пиджаке с изящной бутоньеркой, в джинсах с отчетливо отутюженной складкой, хотя и ниспадавших на ботинки гармошкой, — и сразу же попросил извинить отсутствие Императрицы, сраженной внезапным приступом дифтерийной герпетической ангины, каковой он сам же и заразил ее, но лично не заболел, ибо недуги не в силах его подмять. И, тотчас переменив тему, завел речь о мсье де Лафайете, как всегда, спутав его с известным парижским торговым комплексом, носящим то же имя, но ведь недаром он усердно перебирал в самолете спасительные вырезки, подготовленные для этой поездки шевалье де Гено (подумайте сами, столько часов полета туда и обратно!): теперь он смог припомнить, что при Людовике XVI мы приняли участие в первых шагах молодого государства, бок о бок с тем самым мсье Вашингтоном, названным в честь города. Толикие познания в исторической области заставили Джонни Уолкера застыть с открытым ртом, ведь эрудиция американца не шла дальше «Дэйви Крокетт» — знаменитого имени не то народного героя, не то базуки с небольшим ядерным зарядом, и братьев Джеймс, как-то связанных с Голливудом: то ли киношных гангстеров, то ли взаправдашних, грабанувших тамошний банк.