Кнут и пламя - Марианна Красовская

У него перед глазами всё ещё стояли ее полные ужаса глаза.

Он догнал ее, ухватил за локоть, развернул к себе, ожидая увидеть заплаканное лицо.

- Да стой же ты! Ты всё не так поняла!

Но Вики спокойно улыбалась ему, будто ничего не произошло, только молчала, что было для нее совсем не характерно.

- Вики, милая, – все равно принялся спешно объяснять Аяз. – Это Силия. У нее ночью умер отец. Она сильно плакала и хотела уйти вслед за ним. Я просто пытался ей объяснить, что это не выход...

Жена его не слышала. То есть, конечно, она даже понимала отдельные слова, которые он говорил, только вот в какие-то значимые фразы они не складывались.

- Тебя, наверное, больные ждут, – прервала она степняка, приложив ладонь к его губам. – Иди работай.

Аяз замолчал, не понимая. Он ждал криков, скандала, упреков – но вместо этого жена вела себя как разумная взрослая женщина. Ее пальцы скользнули по шрамам на щеке и виске, Вики нежно улыбнулась ему и прошептала:

- Я люблю тебя.

Напряжение, завладевшее его телом, отпустило, он поймал ее руку, поцеловал ладонь и кивнул.

- Мне пора идти. Спасибо, что принесла поесть. Я приду вечером домой, обещаю.

То, что его жена вдруг оказалась такой понятливой и спокойной, Аяза очень обрадовало. Он чувствовал себя виноватым перед ней за то, что ночевал в больнице. Первые дни он просто злился и не хотел никого видеть. Потом этот старик с опухолью помирал несколько ночей подряд. Он был обречен, знал это, но сильно страдал от боли. Ему не помогала забыться даже сона, которую здесь использовали только в крайних случаях. Аяз умел облегчать чужую боль, поэтому сидел у постели умирающего и позволял ему хоть немного поспать. Большего он сделать не мог. Всегда, когда смерть одерживала над ним победу, молодой врач переносил это с трудом. Неожиданное появление супруги и ее забота словно оживили его. Он с наслаждением пообедал и с новыми силами помчался вниз: промывать гнойные раны, вправлять вывихи, вскрывать чиреи. Как обычно, ничего действительно серьезного не случилось. Степняки вообще очень здоровый народ.

Уже вечером, когда Аяз собрался домой, мечтая нормально выспаться в супружеской кровати с женой под боком, его остановила дочка умершего старика.

- Аяз-тан, – вежливо склонилась девочка, складывая перед собой ладони. – Дозвольте просить вас о милости.

- Что тебе, Силия? – рассеянно спросил степняк, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

- Мне некуда идти. Единственный родной человек покинул меня. Позвольте мне остаться в больнице! – она умоляюще смотрела на него. – Я буду помогать, я умею ухаживать за больными, перевязывать раны, кормить их!

Аяз замер. Просьба Силии была ему по душе. Ловкие руки здесь не помешают, к тому же он лечил не только мужчин, но и женщин, и им было бы спокойнее, если заботиться о них будет девочка. А если ей действительно некуда идти, в больнице она будет в безопасности и, возможно, найдет себе здесь мужа.

- Хорошо, – кивнул он. – Ступай к Власу Демьяновичу, скажи, что я разрешил остаться. Пусть выделит тебе комнату. Завтра решим, сколько тебе будут платить.

И, не слушая слов благодарности, Аяз бежал на конюшню, чтобы, оседлав лошадь, мчаться домой.

---

Виктория брела по улице, слепо натыкаясь на прохожих. В глазах стояли непролитые слезы, в груди сжималось и ворочалось отчаяние. Кажется, она всегда ждала чего-то подобного. У Аяза были друзья, которые не ограничивались одной женщиной. У его младшего брата уже было две жены. В Степи и мужчины, и женщины относились к этому, как к само собой разумеющемуся. Ее муж любил ее, она это знала, была уверена в его любви. Но что, если ему захотелось чего-то большего? Местные замужние соседки охотно трещали между собой о всяких интимных подробностях своих супружеских жизней – например, о том, что мужчины любят спать с двумя женщинами сразу или, наоборот, с одной женщиной вдвоем. Виктория старалась эти разговоры прерывать, ей претило заглядывать в чужие спальни, но иногда невольно задумывалась, а хотел бы Аяз попробовать двух женщин сразу?

"Возьми себя в руки, – наконец, сказала она себе, в очередной раз чудом избежав столкновения с какой-то женщиной. – Распустила сопли! Ты леди Оберлинг или кто?" Вот только правда заключалась в том, что леди Оберлинг она больше не была. Семь лет она была женой Аяза, и за эти семь лет, казалось, совершенно привыкла жить по местным обычаям, привыкла молчать, когда разговаривают мужчины, привыкла крикливо торговаться на рынке за пучок укропа, привыкла готовить, мыть посуду, стирать его одежду и няньчить детей. А ведь когда-то она помогала самому хану в его работе и мечтала открыть свою кофейню. Разве не сама она потерялась в Аязе? Разве есть его вина, что она стала лишь его тенью? Если он и увлекся молодой хорошенькой девочкой, то не от того ли, что жена стала ему скучна?

Виктория пришла домой и огляделась. В кухонной раковине громоздились горы посуды, из которых уже кое-где выглядывала плесень. На полу у плиты липкое черное пятно – пару дней назад она пролила тесто и не убрала. Потолок закоптился, на занавесках отпечатки детских ручек, деревянный заяц с шарнирными лапами отчего-то валяется на ларе с овощами. В уборную даже заглядывать не стоит: там накопилась гора стирки. Пока детей нет – стоило бы, наконец, помыть полы и окна, но девушка наливала себе холодного ягодного взвара и устало опускалась на стул.

Ей вдруг представилась леди Милослава, неодобрительно качающая головой – этим летом они с отцом не приехали. У близнецов выпускные экзамены на право работать в ловчей службе. Если бы она увидела, что здесь происходит, то точно пришла бы в ужас.

- Какого беса? – внезапно спросила вслух Виктория. – Кому всё это нужно? Ради чего я заставляю себя делать то, что мне вообще не нравится?

- Наконец-то догадалась! – раздался скрипучий голос из дверей. – Сколько раз я говорила тебе нанять служанку? Ладно бы ты нищая была – а денег у тебя столько, что вовек не потратить.

Старая Айша была единственным человеком, которому позволялось заходить в дом без стука. Виктория любила ее как частицу родного дома. Айша качала ее на коленях в детстве, а потом качала обоих ее детей. Родни у старой степнячки не было, жила она одна и зарабатывала на жизнь тем, что гадала желающим на картах, рунах или птичьих косточках.

- Рассказывай, что случилось, – скомандовала Айша, тяжело опускаясь на стул.

- У Аяза другая женщина, – прямо ответила Виктория, не в силах придумать какую-то ложь. – Я назвала его уродом, и он... а он...

Слезы, наконец, хлынули ручьем.

- А он решил проверить, по прежнему ли нравится женщинам? – даже не пыталась ее утешить старуха. – Да брось. Он ведь не мог подумать... хотя... Он был таким красивым мальчиком. Самым красивым из всех сыновей Наймирэ. Остальные-то в отца пошли. Ему тринадцать было, а на него даже девушки постарше заглядывались. Ты знаешь, как его соблазняли эти курицы? – Айша весело закудахтала. – А он и рад был. Мало что красавец, так еще и первый сын Тамана! Ты не представляешь, какой тут вой стоял, когда он тебя привез! А уж когда все поняли, что ты его Шабаки, немало девичьих сердец разбилось.