Андрей Чикатило. Ростовское чудовище - Пьер Лоррен

— Простите… Простите… — пробормотал он и выскочил на первой же остановке.

Невзирая на пропаганду, утверждавшую, что секса (под этим подразумевалось «западного разврата») в СССР не существует, нравы в стране были относительно свободными. Мы уже говорили о тесноте жилищ, затруднявшей семейные отношения, но это нисколько не мешало людям вести нормальную и часто разнообразную сексуальную жизнь.

В результате инцидента в автобусе и других подобных у Чикатило создалась репутация сексуального маньяка, тем более смехотворная, что со временем его мужские проблемы становились, в конце концов, известными, поскольку ему случалось при-гласить кое-кого из женщин «распить бутылочку».

Отсюда — трудности на работе. Мужчины презирали его, чувствуя в его поведении подавленную гомосексуальность.

— Если он не может с женщинами, значит, на то есть причина, — с понимающим видом перешептывались у него за спиной.

Дамы тоже относились к нему с подозрительностью. Если судить по тому, какая участь постигла одну из его сотрудниц, Петросян, имевшую несчастье ему поверить, возможно, именно сдержанное отношение к нему многим спасло жизнь.

Ему потребовалось несколько месяцев на то, чтобы уговорить Петросян поехать с ним на его воображаемую дачу.

— Это в лесу, в тихом месте. Приезжай с дочкой, если опасаешься за свою нравственность. Впрочем, свежий воздух только пойдет ей на пользу.

Она колебалась, но он настаивал, пользуясь тринадцатилетней девочкой одновременно как предлогом и залогом своей порядочности. И продолжал напирать:

— Ну, так когда вы обе приедете? Вот увидишь, твоей дочке понравится…

Петросян в конце концов уступила и пришла вдвоем с дочкой на встречу с Чикатило. Это и в самом деле было в лесу. Там они и остались. Навсегда…

Холодным осенним днем 1985 года самолет, на котором прибыл Исса Магомедович Костоев, приземлился в московском аэропорту Домодедово. Помощник начальника следственного отдела по особо важным делам Прокуратуры России и не представлял себе, что вскоре вынужден будет вернуться туда, откуда приехал.

Он провел четыре года в Ростове-на-Дону, где расследовал дела о взяточничестве. Результат его усилий — семьдесят посаженных за решетку больших начальников, главным образом — аппаратчиков брежневских времен, скомпрометировавших себя директоров заводов и мошенников высокого полета.

Он начал свою работу в рамках кампании по борьбе с коррупцией, стимулированной Юрием Андроповым, бывшим генеральным секретарем партии, скончавшимся полтора года назад. А в тот самый год, когда следователь Исса Костоев возвратился в Москву, Горбачев, которому всего за пять лет удалось сделать беспрецедентную карьеру, только что занял место Сталина, Хрущева, Брежнева и Андропова, освобожденное в марте бесцветным Константином Черненко.

Костоев с интересом следил за всеми этими изменениями. В Ростове он старался честно выполнять свою работу, не обращая внимания на принадлежность тех или других к тому или иному клану. К счастью, ему не пришлось вести наиболее взрывоопасные дела, непосредственно затрагивающие брежневское окружение и высшие партийные и государственные круги. Поговаривали, будто кое в чем могли быть замешаны Егор Лигачев, восходящая партийная звезда, и даже сам Горбачев, новый генеральный секретарь. Разве не Михаил Сергеевич руководил сельским хозяйством страны в то самое время, когда хлопковые мошенничества приобрели наибольший размах?

Входя в величественное здание Прокуратуры России, Костоев втайне надеялся, что на него не повесят дело такого уровня. Его желание исполни-лось. Но он еще не подозревал, какое тяжелое расследование ему достанется.

— Вы, старина, вернетесь в Ростов, — сказал ему помощник Генерального прокурора СССР, контролировавший его работу. — Там есть подходящее для вас дело. Местная прокуратура не может из него выпутаться, а у вас есть два преимущества: вы-чело-век со стороны, но знаете эти места.

— Еще одно дело о коррупции?

— Нет, расследование серии нераскрытых убийств.

Костоеву не требовалось других подробностей.

— Дело «Лесополоса»?

— Вот именно.

— Но убийства не совсем по моей части, — возразил он.

— Напротив, вы самый подходящий человек. И Рекунков придерживается того же мнения.

За двадцать лет работы Костоев хорошо изучил механизм принятия бюрократических решений. Если Генеральный прокурор СССР уже решил окончательно, ему остается только смириться.

— Выезжайте туда, как только сможете, — прибавил тот. — История слишком затянулась.

Костоев, как и все в Ростове, слышал о преступлениях местного Джека-Потрошителя. Естественно, подцензурная пресса ни словом о нем не обмолвилась, но слухи распространялись. Кроме того, работая в прокуратуре, он не раз слышал разговоры коллег об этих чудовищных убийствах. Знал и то, что дело «банды психов» все еще расследуется и что, если верить Казакову, расследовавшему его, милиция не всегда соблюдала закон в обращении с обвиняемыми. Он говорил даже о «выколачивании признаний».

Когда Костоев в ноябре вернулся в Ростов, там было еще тепло, хотя в Москве давно наступила зима. «Вот преимущества работы на юге», — уговаривал он сам себя, выходя из здания аэропорта. Но и неудобства не замедлили дать о себе знать. Война между местными властями и оперативными подразделениями милиции по поводу «банды психов» была в самом разгаре.

Коллеги встретили Костоева с некоторым облегчением и уважением: он приобрел некоторый авторитет, расследуя дела о коррупции, и к тому же являлся сотрудником Прокуратуры России.

Зато с милицейскими начальниками отношения были сложнее. Разумеется, не все городские следователи были замешаны в фальсификации дела «банды психов», многие даже осуждали методы работы коллег. Но корпоративный дух, свойственный людям, носящим мундир, был всесилен.

Для начала Костоев углубился в дело Каленика, Сабурова и их предполагаемых сообщников. Просматривая документы, толстыми кипами громоздившиеся на его рабочем столе, он не мог сдержаться и не высказать вслух свое негодование. Не только против «психов» не существовало никаких улик, но многие факты были бесчестно и намеренно подделаны, чтобы придать обвинению видимость правдоподобия.

Он разделял сомнения следователя Казакова, к тому же счел, что тот протестовал недостаточно решительно. Эти несчастные умственно отсталые люди, которые больше двух лет томились в тюрьме, давно должны были оказаться на свободе!

— Это позор! — возмущался он, разговаривая с коллегой. — В деле есть явные несоответствия и противоречия. Как опербригада смогла все это объяснить?

— Они уверяли, что для обвиняемых вполне нормально давать противоречивые показания, потому что они психи!

Костоев немедленно подписал постановление о прекращении уголовного дела и ходатайство об освобождении заключенных. Дело «Лесополоса» начиналось заново. И начиналось не с расследования недавних убийств, а с первого — в 1982 году. Всего 23 известных убийства и сотни похожих случаев, произошедших в разных районах области, которые могли быть присоединены к этой серии.