Блондинки начинают и выигрывают - Светлана Успенская

Дня через два повезли Петюню на каталке на исследование, положили под яркий свет. Зажимы, пакеты для внутренних органов, скальпели — все готово, все ждет своего часа.

Диктую я результаты наружного осмотра. Перчатки натянул, скальпель на изготовку взял, примерился.

Вдруг Петюня правый глаз открывает и произносит жалобно, еле шевеля белыми губами:

— Братцы, уж больно холодно в вашем «трезвяке», дайте накрыться.

Санитары и врачи, конечно, врассыпную, Ларочка, та, что протоколы осмотра на машинке печатает, тут же хлопается в обморок.

Петюнька тем временем садится на каталке, оглядывается, дрожит.

— Закурить нету ли? — просит жалобно.

В гремящей тишине чиркнула спичка. Задымилась сигарета.

Покурил Петюня. А потом говорит:

— Черт, опять платить за ваш вытрезвитель! Жена ныть начнет, мол, нету больше сил мои запои оплачивать. Хоть бы вы, черти, меньше драли за услугу…

Персонал в ступоре, Ларочка на полу лежит, я скальпель в карман халата тихонько прячу.

Петюня посидел немного и говорит:

— Очухался я, братцы, оформляйте на выписку.

Когда до него, наконец, дошло, что он не в «трезвяке» (милиционеров не видно и персонал незнакомый), мужик совсем обрадовался — платить не надо! Ведь услуги-то наши бесплатные, за счет государства.

Дали клиенту зеленый халат, побрел он домой, клацая зубами от холода. Потом две недели Петюня свое возвращение к жизни обмывал, никак нарадоваться не мог.

А через год — новая история. Опять Петюня так нагрузился, что окончательно помер. И снова врач со «скорой» его обслужил как положено. Температуру тела померял — двадцать девять градусов, рефлексы — нулевые, зрачки на свет не реагируют, сердце в груди не ворочается. Натуральный мертвец! Ну, опять выписали ему сопроводительный талон, опять привезли к нам, отгрузили.

Три дня лежал Петюня в холодильнике, мы к нему даже не подходили, от греха подальше.

Жена его тем временем, исходя слезами, на работу позвонила и попросила помощи коллектива похоронить супруга. Коллектив, конечно, расстарался, хотя в глубине души у отдельных индивидуумов и шевелились смутные сомнения. Собрали денег, как заведено, купили десять метров алого сатина, заказали траурные венки, оплатили новый костюм и негнущиеся ботинки, — все как положено.

На четвертый день Петюня наконец проснулся. Огляделся — апартаменты знакомые. И холод знакомый. Обстановка, прямо скажем, не душевная, но жизнеутверждающая.

Снял Петюня первый попавшийся халат с вешалки, напялил его и, разглядев зардевшееся небо за окном, поспешил на работу.

Пришел в родной автопарк, а там за забором его закадычные друзья похмеляются с грустными минами, точно на поминках.

Петюня губы жадно облизал при виде согревающей жидкости и пролепетал с сиротской жалобностью:

— Мужики, дайте душу поправить!

Только звон разбитого стакана послышался в ответ, а так даже никто не удивился.

— Петь, ты же умер! — укоризненно прошептали друзья.

Петюня только горестно махнул рукой.

— Мы ведь тебя поминаем. А ты, паскуда… Живой, теплый немного… А ты, Петя, дома уже был?

— Нет еще.

— А ты сходи! Иди быстрей, не то на собственные похороны опоздаешь.

Еле успел Петюня к самому началу торжества. Как жена вызверилась на него — ужас! И то сказать, куда накупленное девать? Одних венков четыре штуки!

Поэтому когда в третий раз Петюня умереть сподобился, жена его не дала мужа увезти.

— Пусть так лежит, — распорядилась она. — На балкон его вытащу. Сейчас октябрь, как-нибудь сам, без посторонней помощи оклемается. А то разорюсь на одних поминках.

После трех ночей на октябрьском бодрящем морозце заработал Петюня воспаление седалищного нерва и зарекся пить. Теперь как посмотрит на занавески из алого сатина, сшитые женой, так махнет рукой. Сейчас даже если в самом деле помрет, никто ему не поверит.

Видите, жены тоже разные бывают. Одна будет рыдать взахлеб, а другая только на балкон своего благоверного вытащит, чтоб свежим ветром обдуло. Уж нагляделся я на них по роду работы… С одного взгляда определяю, кто есть кто.

А вы той дамочкой интересуетесь? Ну, что про нее сказать… Типичная блонда с узким лобиком и аристократическими амбициями. Переживала натурально, в этом ей не откажешь. Видно, обожает своего супруга без памяти.

А что касается найденыша этого, безымянного… Мужичок по протоколу внешнего осмотра лет сорока, точнее сказать трудно. Персонал пансионата его опознал. Неподалеку от главного корпуса нашли… В кустах краснотала, в овраге. В состоянии весьма далеком, так сказать, от бодрствования и от жизни вообще.

Сколько он там пролежал? Да уж порядком! Первым снежком его присыпало, морозцем подморозило.

Особые приметы? Да какие там особые приметы! Особой приметой у него был проломленный висок. Вот эта уж примета — из разряда совершенно особых…

А так… тело как тело. Разве что… Кажется, это вас заинтересует. Вот, почка несколько смещена влево, почечные канатики незначительно утолщены, а наличие камней в желчном пузыре позволяет предположить, что…

Ах, вас не это интересует? А что же? Наружные приметы? Татуировки, шрамы, родинки? Невусы? Приметы, по которым легко опознать человека в толпе? Нет, пожалуй, не было. Собственно, в акте вскрытия все подробно сказано. И в милиции я все подробно объяснил…

Сведенная татуировка? На плече? Орел, распластавший крылья? Нет, не было, пожалуй, иначе я отметил бы этот факт в протоколе. Правда, специально такое обследование не проводил. Тут ведь какое дело, если татуировку свели грамотно, в косметическом кабинете, так и следов останется минимум. Впрочем, можно исследовать тело на предмет татуировки, но для этого нужна эксгумация, а для эксгумации — веские основания…

Однако меня это мало касается, я вообще-то последние дни здесь досиживаю. Ухожу на вольные хлеба. В коммерческую медицину. Говорят, если хорошо умеешь в руках держать скальпель, то в жизни не пропадешь.

Кто именно нашел тело? Конечно, знаю! Весь город об этом знает! Горничная из пансионата, тетя Маша. Она тут рядышком живет. Как выйдете, через дорогу налево, и там через три дома пятый, с резными синими наличниками на окнах и рябиной у ворот. Тете Маше скажите, что от меня. Да, опасайтесь ее цепного кобелька — обязательно штаны порвет. Это он за личную доблесть почитает — незнакомым брюки портить. Так что лучше стучите в калитку.

Что ж, будете в нашем городе — заходите. Мы гостям рады.

Утро после всенощного бдения я провел как на иголках. Так и не смог решиться, что лучше: то ли самому отправиться к Деревяшкину с повинной, то ли покорно ждать карающего пинка судьбы. И то и другое было невыносимо.