Коза дракону не подруга - Алена Волгина

– Ступай, дитя мое, грызи кирпич науки.

– Вижу, кто-то уже пытался, – пошутила я, намекая на потрепанность переплета. Не знаю, как насчет светских манер, но зубы у королевы Как-ее-там были отличные.

Книгу я взяла, чтобы не обидеть волшебника. Однако про себя сомневалась в ее полезности. Судя по виду, она была написана лет пятьсот назад. Нет, понимаю, что в светском обществе чтут традиции, но не настолько же! Я надеялась, что уроки Ушлого Гарри послужат мне лучшим путеводителем на пути к gentility, чем все талмуды мистера Амброзиуса.

Итак, спустя сутки, после бесчисленных примерок, утомительных застольных тренировок и нудных заучиваний титулов я действительно ехала на прием в посольский особняк на Кози-плейс.

Агата и мисс Нидли с самого утра взяли меня в оборот, так что сейчас я чувствовала себя как воздушный розовый кекс в меховой накидке. Горничная безжалостно затянула меня в корсет, отчего талия стала умопомрачительно тонкой, и так долго расчесывала мои каштановые волосы, что они заблестели, словно вода в реке. Потом прибыла мисс Нидли с нарядами, упакованными в серебряную бумагу. Она умело накинула на меня платье из розового газа, не потревожив ни единого волоска в прическе, и расправила складки на кринолине. Из-под пышного подола выглядывали белые атласные туфельки с сияющими пряжками. Агата помогла застегнуть ожерелье и браслеты, присланные графом.

– Надеюсь, застежки крепкие? – занервничала я. Не хватало еще потерять такую роскошь, потом всю жизнь не расплатимся!

– Не бойся, не потеряешь, – улыбнулась Агата. – Ах, до чего ж ты хороша! Посмотри сама!

– Да, чудесное платье, спасибо.

Мне вдруг сделалось очень страшно – и жарко от стыда за свой глупый страх. Я даже толком не могла рассмотреть себя в зеркале, отражение расплывалось, голоса Агаты и мисс Нидли гулко отдавались в голове, будто удары колокола. Женщины шумно восхищались своей работой и обращались со мной как с роскошной куклой – из тех, что выставляют в витринах дорогих магазинов. Когда-то мы с Глэдис готовы были душу продать за такую игрушку.

Мне было интересно, как воспримет лорд Фонтерой мое превращение, но он ничего не сказал. Спустившись в холл, его светлость вежливо предложил мне руку, а в карете заботливо помог укрыть ноги меховой полостью. Кучер стегнул лошадей – и мы отправились. Сердце бешено колотилось. С каждой минутой я приближалась к блестящему эшафоту, где десятки людей будут исподтишка смеяться надо мной и показывать пальцем. Если бы не долг перед Тревором и Фонтероем, я бы выскочила из кареты – и поминай, как звали.

Когда я почти совсем извелась от переживаний, мою руку вдруг накрыла теплая ладонь:

– Выше нос, мисс Энни, – сказал граф. – Где же ваша храбрость? Вы не побоялись дать отпор тем головорезам в Кречи, так неужели струсите перед толпой разряженных бездельников?

– Как представлю, что все они будут смотреть на меня… – простонала я.

– Не хотелось бы задеть ваше самолюбие, но не думаю, что на вас обратят особое внимание. Разве что спросят: «Кто эта провинциалочка, которую привел с собой Фонтерой, и с каких пор он заделался покровителем юных дебютанток?» Поверьте, это вовсе не страшно.

Его голос звучал едко и насмешливо, однако рука казалась такой твердой и надежной… Я прерывисто вздохнула. Почти невидимый в глубине кареты, лорд Фонтерой, кажется, усмехнулся:

– Полно, дорогая, это мне полагается нервничать, а не вам! Ведь это я тащу в приличное общество неграмотную авантюристку!

– Неграмотную?! – Оскорбленное чувство собственного достоинства заставило позабыть о страхе. – Милорд, я вообще-то умею писать. Более того, разными почерками. Дайте мне несколько часов, и я так подделаю ваше письмо, что не отличить от оригинала!

– Дитя многих талантов, – сокрушенно пробормотал Кеннет. – Где вы только этому научились?

Вместо уютного полумрака кареты перед моими глазами вдруг предстала крохотная каморка, озаренная засаленным светом старой лампы…

– Несколько лет назад неподалеку от нас жил один ученый человек, мистер Дринкли. Кажется, раньше он был монахом, но слишком любил приволокнуться за… в общем, слишком любил приключения, так что ему пришлось оставить монастырь. В конце концов жизнь привела его в Кречи. Ему нравилось заниматься со мной. Я выучилась чтению, письму и даже сацилийскому языку… немножко. Дринкли хвалил меня за скорость. Говорил, что я далеко пойду.

– О, в этом нет никаких сомнений! – воскликнул Фонтерой. Его глаза весело блеснули.

«Если только тебя не повесят, дитя мое», – добавлял всегда наставник, но об этом я предпочла умолчать. Тем более что мы уже приехали.

Услужливый лакей помог нам выбраться из экипажа. Возле парадного крыльца собралась очередь из карет, и в холле была тьма тьмущая народу, так что во мне снова проснулась паника. Другой лакей принял из рук Фонтероя пальто и мою роскошную меховую накидку, к которой я никак не могла привыкнуть. Надеть такую – все равно что завернуться в теплые деньги.

Я заметила, что другие дамы были одеты так же нарядно. Некоторые поглядывали на нас с интересом. Глаза разбегались от обилия позолоты, огней и зеркал. В одном высоченном зеркале я вдруг увидела лорда Фонтероя под руку с незнакомой дамой. Ее каштановые локоны блестели в свете свечей, на шее и запястьях поблескивали драгоценности, пышные розовые юбки облаком окутывали маленькую стройную фигуру. Честное слово, понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, что это – я.

Глядя в зеркало, я поняла одну вещь. Чтобы стать невидимкой, не обязательно прятаться в тени. Блестящее оперение тоже может быть отличной маской. Ни один человек не разглядел бы в этой райской птичке настоящую Энни Фишер. Уверенности у меня сразу прибавилось, и я, рука об руку с графом, легко поднялась по лестнице, покрытой красным ковром. На самом верху нас приветствовали радушные хозяева.

Виконт де Шарбон, посол Сацилии, был облачен в нежно-голубой, ладно скроенный фрак, но, к сожалению, это не могло скрыть тот факт, что спина его была кривой, как у горбуши. Его жена сияла улыбкой и блестящей диадемой в темных курчавых волосах. Она неуловимо напомнила мне Рут Бобарт, отчего я сразу почувствовала себя как дома. То есть как в Кречи: вроде бы вокруг все свои, но лучше не расслабляться.

Скользкий сацилийский посол, видимо, жаброй чуял, что мы явились по его душу: рассыпался в любезностях перед графом и поскорее сплавил его другому собеседнику – лорду Пенвику. Насколько я поняла, этот пожилой господин тоже заседал в Верхней палате и даже занимал какой-то пост в министерстве. Фонтерой обменялся с ним парой слов, а затем потащил меня дальше.

– Хочу познакомить вас с моей невестой, – бросил он на ходу.

Его невеста! От неожиданности у меня чуть ноги не отнялись. Я и забыла, что Кеннет почти женат! Почему-то сейчас это известие больно меня задело. Запнувшись, я на миг потеряла Фонтероя из виду в блестящей толпе, но сейчас же увидела снова: он стремительно направлялся к какой-то тощей белобрысой вобле, одиноко стоявшей возле окна. Ладно, будем беспристрастны – к очаровательной белокурой девушке в голубом платье из люстрина и в туфельках с блестками. Любой нормальный человек, кроме меня, счел бы Клариссу Эмберли красавицей. Она имела стройную фигуру, пышные волосы и тонкие, слегка надменные черты лица. Хотя была, пожалуй, бледновата. Природа, рисуя ее внешность, по какой-то прихоти выбрала акварельные краски, щедро разбавив их водой.