Забытый плен, или Роман с тенью - Татьяна Лунина

– Это все? – не выдержал Лебедев.

– Через пять минут от дома отъехала «Нива», – и снова заткнулся, продолжая процесс любования.

– Василий, я исчерпал весь лимит времени.

Белобрысый оторвался от замшевых носов.

– С того места, где я сидел, было все видно как днем, огонь освещал не хуже стоваттовой лампочки. Из калитки выскочили двое: женщина и мужчина, о возрасте сказать ничего не могу, но оба довольно шустрые. Женщина села за руль, и они укатили. – Василий выдержал паузу, потом решительно заявил: – Андрей Ильич, скажу честно: единственное, что есть во мне ценного, моя голова. Так вот, готов отдать ее в заклад, что мужик – это покойный дедок.

– Чем обосновано ваше мнение, кроме веры в приятельское слово?

– Ничем конкретным. А только голову даю на отсечение, что так оно и есть. Смылся дед, а Сашка каким-то Макаром на том свете его подменил.

– И сможете доказать?

– Все требует времени и денег, – зевнул умник. – Думаю, что при наличии этих слагаемых картинку нарисовать сумею. А первый штришок уже есть. – Василий слегка наклонился вперед, узкие глазки сузились еще больше, шея вытянулась, отчего небольшая голова оказалась вдруг плоской, и весь он неожиданно стал похож на застывшую перед броском кобру. Внезапная метаморфоза моли в смертоносную змею поразила Лебедева. Андрей Ильич подумал, что впервые за много лет ошибся в оценке человека. – Сгоревшего деда опознала внучка, так?

– Так.

– По отсутствию мизинца на левой ноге, так?

– Да.

– А Саня потому и звался четырехпалым, что по детской глупости подставился пьяному придурку именно этим местом: пятым маленьким пальчиком на нижней левой конечности. – Васька довольно откинулся на спинку кресла и, вернувшись в привычную оболочку, сонно моргнул. – Я не верю в такие совпадения. Считаю, что эта родня – сгоревший дедок с исчезнувшей внучкой – что-то наворотили и срочно заметают следы. Я ведь кое-где порылся: не живет Аполлинария Викторовна Нежина в Майске и не жила никогда. Она вообще, – с ухмылкой прочертил в воздухе ноль, – весьма интересная особа: вроде бы есть, а вроде и нет – тыняновский подпоручик Киже, помните такого?

– В наше время не часто встретишь знатока русской литературы, – заметил Лебедев, – особенно в подобном захолустье.

– Вот здесь-то как раз и встретишь скорее всего. – Невозмутимый провинциал поднялся из кресла. – Приятно было поработать на интеллигентного человека из столицы, – в полуприкрытых сонных глазах ничего невозможно прочесть, – а то у нас тут сплошные урыльники. Всего хорошего, – церемонно поклонился и направился к двери – ходячее ассорти показного безразличия, наблюдательности, жесткости, напускной безобидности и тщательно скрываемого интереса ко всему, что творится вокруг.

Андрей Ильич принял решение.

«Осень, 2001 год.

...Фирма «Ясон» занималась антиквариатом. В штате числились трое: секретарь, водительэкспедитор, бухгалтер. Последняя выступала в двух ипостасях: супруги владельца и контролера деньжат. Деньги в «Ясоне» любили пылко, беззаветно, лаская родной синоним иноземного «баксы» всевозможными приятными суффиксами: денежки да деньжатки казались доступнее других обозначений звонкой монеты. Как ни странно, подхалимство к дензнакам возымело эффект: редкие денежные капли обернулись ручейком. Коммерсанты от свалки, которые прежде сбывали старье чохом, унизительно торгуясь за каждый рубль, смогли, наконец, позволить себе уютный салончик на Садовом кольце, где не хуже других принялись обмахивать щеточкой замызганный веками товар. Куцый штат пополнился продавцом и экспертом-консультантом с непривычной русскому уху фамилией Корелли. Эксперта со знанием иностранных языков взяли для солидности и подстраховки от жуликов. К тому же Мария Корелли прежде трудилась в одном из римских музеев, была замужем за иностранцем, а значит, лучше других разбиралась в людях и в жизни. Словом, Подкрышкин считал появление новой сотрудницы удачным вложением капитала.

В «Ясоне» экс-сеньора выучилась многому: напускать на себя простодушный вид, выдавать желаемое за действительное, безошибочно угадывать мысли другого и не гнушаться ничем. Специалист по русской иконографии познакомилась с блошиным рынком, куда ее повадился таскать за собой неугомонный шеф. Последний поход на блошинку неожиданно спровоцировал перемены в размеренной жизни эксперта.

– Сюда надо приходить пораньше, – вздыхал крупный спец по старью над сказкой об ушедшей пять минут назад панагии с алмазом, – часикам к шести, тогда еще можно что-то нарыть.

– Эт-точно! – охотно подтвердил «сказочник», шустрый шатен лет тридцати с хитрыми глазками и острой бородкой. – Как говорится, кто рано встает, тому Бог подает.

– Что же можно здесь увидеть в такую рань? Сейчас ведь не лето, в это время совсем темно, – изумилась блошиная дебютантка.

– А народ фонарики на шапки цепляет и шастает между рядами, как шахтеры в забое, нет проблем! – На крохотной территории, отхваченной шатеном у длинного лавочного ряда, предлагались собирателям всех мастей пара восточных дырявых кувшинов, ржавый немецкий шлем, медный чайник с расплющенным носом, бронзовые статуэтки разных калибров, потускневшая братина, слегка деформированная и покрытая патиной, под которой просматривался белый металл.

– Сколько? – нацелился на ковш антиквар.

– Пятьсот. Восемнадцатый век, серебро.

– Рублей?

– Долларов.

– Дорого.

– Торгуйтесь, это не под запретом, – с ухмылкой предложил торговец.

Торг закончился победой Подкрышкина, скостившего цену на целую сотню.

– Маш, это правда серебро? – восторженно зашептал удачливый коммерсант, отлипнув, наконец, от «прилавка».

– Думаю, правда.

– И восемнадцатый век?

– Похоже.

– Здорово! Мы этот ковшик приведем в порядок и выставим за две штуки зелененьких. Как думаешь, клюнут?

– Не знаю, я в торговле ничего не смыслю.

– И напрасно! Думаешь, я торгашом родился? Жизнь заставила, с учительским дипломом куда сейчас рыпнешься? Я ведь физик, Маша, вел старшие классы. Потом плюнули мы с физикой друг на друга и разошлись; как говорится, любовь была без радости, разлука стала без печали. Мне кажется, ребятки мои и не заметили, когда в физкабинете перед ними загундил другой. А я пошатался-поболтался, что тебе дерьмо в проруби, да занялся антикварным бизнесом, – откровенничал владелец «Ясона», вдохновленный удачной покупкой. – Первый раз на блошинку попал, когда Виктории шубу искали. Одеться-то женщине хочется хорошо, правда? А деньжат нет, вот и двинули сюда. По наводке, конечно, своим бы умом никогда не доперли.

– Нашли?

– Шубу? А то, за копейки, и как новая! Нам это дело понравилось, еще кое-что здесь прикупили, потом свое старье стали сбывать. Поначалу стеснялись, знакомых боялись встретить, после ничего, попривыкли, – удивлял шеф. – А уж каким путем на антиквариат вышли, так это отдельная песня. Как-нибудь потом расскажу, если представится случай. Только ты не вздумай никому трепаться, ясно?