Меч без ножен. «Помирать, так с музыкой!» - Герман Романов

— А может быть, я там заплутал?! Шел, шел, дорогу потерял. С чего ты взял, что я там что-то искал?

Его тогда спасло только чудо — трое из словаков пробрались в Бежицу и сообщили, что через горы перешел большой отряд крестоносцев. Такая новость не могла оставить брата Ульриха на месте, и с десятком крестоносцев тот бросился в Поборское. И вовремя…

— След по снегу шел ровный, целеустремленный. Так в беспамятстве не идут и не плутают в тумане.

— Нефть искал там, как мне говорили. — Андрею показалось, что он нашел самый убедительный ответ. Тем более что вязкая субстанция его самого крайне заинтересовала.

— Что искал?

— Один из главных компонентов «греческого огня», — пояснил Андрей, глядя в расширившиеся глаза Ульриха. — Знаешь о таком? Вижу, ведаешь. Как думаешь, может нам он пригодиться?

— Вот оно что, — задумчиво протянул рыцарь, качая головою. — Ты таким же, как и раньше, остался, готовым на любой риск идти ради ордена. Я бы не рискнул вот так запросто в смертельную трясину лезть — там же голову не за грош сложить можно было. Ты по праву наш командор…

Андрею стало стыдно — как-то всегда выходило, что все его промахи и дурости у крестоносцев получали весьма понятные и уважительные объяснения, идущие ему только на пользу, и, как говорили в советское время, в укрепление авторитета.

«Поработал бы ты в милиции, брат Ульрих. Вот там любые „косяки“ стараются в лучшем свете представить, себе во благо. Или по крайней мере на соседа перевести, чтобы тот по самую сурепицу огребся. И к достижениям примазаться, дабы благосклонный взгляд начальства приобрести. А ты говоришь рисковый! Дурость это превеликая, но зато как мне на пользу идет, весомей, чем реальные заслуги».

— Нет, память тебе не отшибло, брат-командор, как ты на раны ссылаешься. — Рыцарь прикоснулся ладонью к голове Никитина, положив ее прямо на шрам, но тут же отдернул руку.

— Хотя того же Дитриха десять лет назад поляк булавою приласкал, шлем всмятку. Парень целый год в себя приходил, поначалу даже имя припомнить не мог.

— Вот видишь…

— Я не про то говорю, брат-командор, такое иногда происходит и никого не удивляет. А вот что ты носишь на шее крестик византийского мастера на искусно сделанной цепочке, иной раз крестишься по их обряду да замыслил «греческий огонь» сделать, хотя он тайна великая православной империи есть и охраняется лучше сокровищ…

Старый рыцарь на секунду остановился, и его взгляд обжег Андрея. Но Ульрих тут же отвел глаза в сторону, усмехнулся.

— До Каталауна промеж братьев разговоры ходили, что магистр с императором соглашение какое-то заключили. В Константинополе хотели командорство учредить. Выходит, не просто слова за этим делом стояли, не пустопорожняя болтовня.

— Знаешь, брат Ульрих, — Андрей решил отвести от себя домыслы, хотя они приняли очень интересное направление. Но рыцарь закончил свои размышления, подняв ладонь и сам теперь останавливая все возражения с его стороны.

— И про капитул ты сам мне сказал, тебя за язык никто не тянул. Значит, можешь собрать братьев?! Тех, кто с тобою за эти долгие годы в странствие к византийскому императору ушли?!

— Да нет там наших орденцев!

— Не говори ничего, брат-командор. — Ульрих снова поднял ладонь. — Я знаю, что такое «Дело ордена», и выпытывать ничего не буду. Есть знания, к которым прикасаться нельзя, ибо они опасны в первую очередь для самого любопытствующего.

— Умножая знания, умножаешь скорбь и лишние хлопоты, — усмехнулся Андрей, а рыцарь кивнул ему в ответ с напряженной улыбкой, натянутой на губы, словно маска. Молчание прервал скрип двери и появление на пороге оруженосца Дитриха.

— Ваша светлость! В село только сейчас прискакало трое крестоносцев из замка «Трех дубов», они давно ищут тебя, брат-командор! Их возглавляет брат Любомир!

— Нет брата Любомира, — поправил орденца Андрей, — а есть отец Павел, что снова взял в руки меч. Немедленно зови, наш старик, как всегда, легок на помине. Что еще?!

— Приехал барон Лукаш Поборски, с ним полсотни воинов. Тоже желает встречи с тобою.

— И этого примем. Вот видишь, брат Ульрих, как нам судьба ворожит. Хотели все проблемы решить, и раз — нужные люди словно по мановению явились. Грешно сомневаться!

— Вижу, брат-командор. Сомневаться действительно грешно… в пророчестве святого Феофана.

«Ну дела, похоже, я буду одним из последних крестоносцев, что узнает о сем пророчестве. И ведь не говорят мне его, словно в рот воды набрали. И какое же там откровение?!»

— Смотрите, что получается, братья. — Андрей, позвякивая привезенным Арни доспехом, пристально посмотрел на Ульриха и отца Павла, что, насупившись как сычи, сидели за широким столом. Особенно выразителен был взгляд старика, после того как выслушал рассказ Никитина. Он никак не мог простить себе, что не обращал внимания на Милицу, а та столько дел во вред ордену сделала, что можно только диву даваться, насколько крестоносцы вели себя беспечно. — Нападение на Белогорье пан Сартский произведет, как я думаю, через неделю, в худшем для нас случае, или две, если дела обстоят более благополучно.

— Если не в самые ближайшие дни. — Ульрих мотнул головою, его глаза зло сверкнули.

— Ведь свою дружину он наверняка держал наготове, дабы навалиться всей силою на хирдманов, когда бы те насытились грабежом Бяло Гуру. Ты прав, брат-командор, это заговор! Они нас специально втолкнули сюда, чтобы ударить кинжалом в спину.

— Это будет хуже, чем Каталаун, — старик заскрипел зубами от бессильного гнева, — битва нас обескровила, но не убила. В этих горах погибнут все, ибо ляхи закроют перевалы.

— Чего бессильно кулаки сучить, надо немедленно контрмеры принимать, пока Белогорье не захватили. Нужно идти немедленно обратно — сколько это займет времени?

Вопрос был адресован отцу Павлу, что добровольно возложил на себя функции начальника штаба. Старик мучительно размышлял в течение минуты, затем тихо заговорил:

— От Поборского замка нужно идти день к перевалу, затем еще два дня в горах и три дня до Белогорья. Если с обозом, а налегке пешими четыре дня, конные пройдут за три — в поводу вести часто придется, снег выпал, дорога скользкая.

— И два дня отсюда до Поборского, верхом, — буркнул Ульрих, сверля взглядом импровизированную карту, начерченную отцом Павлом по настоянию Никитина еще перед началом закарпатского похода.

— В Поборском у нас сотня лучников, десяток арбалетчиков и «синих» плюс «копье» Райтенберга. — Андрей скривил губы, склоняясь над картой. — В «Трех дубах» еще одно «копье» и полдесятка «синих», ну и гарнизон брата Вацлава. Смены ему нет. А в Бежицах?

— Три неполных «копья», дюжина «синих», и со мной еще семь ратных — мы налегке пошли. — Брат Ульрих поднял глаза, в которых плескалась темная водица отчаяния. — До Поборского нам неделя хода, от «Трех дубов» на два дня меньше.