Самый лучший комсомолец. Том седьмой - Павел Смолин

граждане будут путешествовать по заграницам, пускай дружественным и социалистическим, тем меньше будут ощущать комплекс неполноценности — именно на него и приходится львиная доля эффекта от гребаного Занавеса. Вывод войск — дело долгое, поэтому пока намечаем маршруты с осмотром красивостей и древностей и откладываем стройматериалы под курортные и пионерские комплексы. Через пятилетку заниматься заграничным туризмом будут десятки миллионов граждан. Какой эффект окажет Кубинский пляж на всю жизнь прожившую в условной сибирской глуши, пережившую на своем веку много такого, что никакому врагу не пожелаешь, пенсионерку? «Ой, девочки, а вода-то там какая — голубая-голубая, а в ней черти морские плавают!» — будет она рассказывать подружкам, сидя на лавочке около сельпо. А подружки в ответ: «Да что твоя Куба! Мы вот во Вьетнаме храм бесовский видели — тыща лет ему, говорят!».

Да у меня слезы от одной попытки это представить идут, и это — хорошие слезы, за такие не стыдно. И на острове Робинзона мне лагерь согласовали! Продумываются тематические ивенты, строятся аутентичные книге декорации. Хорошо там ребятам будет, интересно. Дорого? Ой как дорого! Но нафиг нужно государство рабочих и крестьян, если оно не тратит прибавочную стоимость на вот такое?

Мечты о пляжах и джунглях для соотечественников совсем не мешали мне травить анекдоты:

— В военкомат приходит молодой парень и заявляет: «Я хочу служить во флоте!». «Сынок, а ты плавать умеешь?». «А у вас что, кораблей совсем нет»?

И петь песни:

— Синее море, только море за кормой…

А еще — отвечать на вопросы, не забывая добавлять молодецкого юморка:

—…так что я бы оценил устойчивость рыбацкого катера президента Альенде к торпедным атакам на твердую единицу из десяти!

Двухчасовое выступление закончилось, я принял коллективный подарок от моряков в виде деревянного муляжа «противокорабельной парогазовой перекисно-водородной» торпеды «53–65» и повеселил всех заявлением:

— Спасибо, товарищи, теперь будет чем отбиваться!

После этого состоялся сеанс коллективного фотографирования, и я, привычно отказавшись от банкета, воспользовался душевой спорткомплекса, переоделся в чистое — пропотел, два часа по сцене скакать, что бы там кто не думал, это тяжелый труд — и погрузился в «Волгу». Компанию в рейде мне сегодня составляют дяди Петя, Дима и Семен. Дима на правах младшего по званию сидит за рулем, дядя Петя — спереди, а мы расположились сзади.

Сегодняшняя цель государству вреда не наносит, являя собой совершенно законный и «прозрачный» кооперативный магазин по торговле шмотками собственного производства. Документы в порядке, сырье честно покупается, налоги платятся. Но зайти все равно надо, потому что директор кооператива забыл о главном — человечности.

Остановившись у крылечка встроенного в «Хрущевку» магазина с подсвеченной лампочками — темно уже, половина седьмого вечера — вывеской «Текстиль для всех и каждого», выбрались на мороз и зашли в стеклянные, двустворчатые двери.

Лампы дневного света ярко освещали длинные ряды шмоток на любой вкус и цвет — от вязаных шерстяных носков (пенсионерки охотно сбывают плоды своего досуга кооператорам, получается хорошая прибавка к пенсии) до шапок с помпонами. До ширпотреба моего времени еще далеко — краски блеклые, покрой так себе — но конкуренцию Советскому ширпотребу составляют достойную. На стене — почетная грамота за образцовость и показательность. Заслуженная, чего уж тут — функционеры проверяют только документы и чуть-чуть заглядывают внутрь на рюмку чая в директорском кабинете.

— Здравствуйте, товарищи, — с усталой улыбкой подошла к нам симпатичная продавщица в довольно милой синей форме из приталенного пиджака, юбки на пол ладони выше колена и с пилоткой на черноволосой голове.

«Вероника» — прочитал я надпись на бейджике.

— Здравствуйте, — выбрался я из-за широкой спины дяди Пети.

— Ой! — узнала она меня.

— Уважаемый товарищ Вероника, соберите, пожалуйста, ваших коллег, — попросил я.

Дядя Семен тем временем вешал на дверь принесенную с собой табличку «Учет».

— Что-то случилось? — испуганно спросила она.

— Ничего такого, просто немножко поговорим, — ответил я.

Полагаю, в стране уже не осталось человека, который бы не слышал слухи о «внезапных комсомольских проверках», поэтому дяде Пете даже корочку доставать не пришлось — продавщица кивнула и побежала «собирать» занятых развешиванием шмоток и протиранием пыли коллег. Оп, кассирша покинула рабочее место и шмыгнула в «служебную» дверь, предупреждать директора.

Мы с товарищами переместились к прилавку, рядом выстроились нервничающие продавщицы. Вон та рыженькая с краю — Глаша, автор «сигнала», поэтому старательно изображает непонимание. А вот и директор — вышел из служебной двери в сопровождении кассирши. В руках — несколько объемных папок, одет в импортный костюм, на относительно молодом лице — тридцать девять лет ему — стильные очки в тонкой оправе и полная «рыжья» улыбка.

— Здравствуйте, товарищи! — жизнерадостно поприветствовал он нас. — Вы с проверкой? Вот, прошу, — положил папочки на прилавок. — Вся необходимая документация — мы образцовый, честный Советский кооператив.

— Здравствуйте, Илья Иванович. Все так и есть, — с улыбкой кивнул ему я. — Ваш кооператив — настоящая гордость славного города Владивостока, — смущенно потупил глаза. — Извините, я только с концерта, можно попросить у вас стул?

— Конечно! — сымитировал радушие директор и направился в служебную дверь.

— А вы, извините, куда?

— Так за стулом! — обернувшись, развел он руками.

— А в торговом зале не найдется? — спросил я.

— А незачем здесь стулья держать, — пожал он плечами. — Мы обувью не торгуем, а носки зачем примерять?

— А персонал, извините, с утра до вечера на ногах? — спросил я.

— Они же работают! — возмутился он. — Им сидеть некогда!

— На обеде отдыхаем, — добавила кассирша. — Там и стул, и стол, и чайник.

— Десятичасовой рабочий день на каблуках, — указал я на туфельки продавщиц. — С часом обеда. Получается — девять часов на каблуках.

— Законом не запрещено, — хмуро заметил директор.

— А если не запрещено, значит пусть милые дамы не имеют возможности присесть в свободное от покупателей и распределения товара время, — кивнул я. — Уважаемые товарищи продавщицы, — обратился я к сотрудницам. — Не сочтите, пожалуйста, за приставания, но не могли бы вы снять туфли и показать нам ваши ступни?

Дамы озадаченно посмотрели на директора.

— Это еще зачем? — фыркнул он.

— Оценить физическое состояние персонала, — развел я руками. — Выяснить, не являются ли наносящими вред здоровью установленные в вашем кооперативе порядки. Дядь Петь?

Дядя Петя продемонстрировал корочку и улыбнулся:

— Уважаемые товарищи женщины, пожалуйста, сядьте на прилавок и снимите туфли.

Сработало — корочка-то пострашнее директора.

— Колготки немножко мешают, — выразил я недовольство. — Но и без них видно обилие мозолей — у уважаемой Натальи, например, кровоточит пятка.

— Да я чего, я не жалуюсь! — поспешила откреститься от претензий она. — Да с такой получкой вообще жаловаться грех! Не закрывайте кооператив, пожалуйста, — взмолилась она.

— Не закрывайте! Не закрывайте! — подхватили остальные дамы, начиная мокреть глазами.

— Тишина! — восстановил порядок дядя Петя.

— Закрывать вас никто не собирается, — заявил я чистую правду. — Вместо этого мы проведем эксперимент! С завтрашнего утра Илье Ивановичу запрещается сидеть. Товарищ старший лейтенант, — взгляд на дядю Диму. — Прибудет сюда обеспечивать чистоту эксперимента. Через неделю «стоячих» десятичасовых рабочих дней мы приедем сюда снова, чтобы дать Илье Ивановичу возможность озвучить итоги — имеется ли необходимость обеспечить персонал стульями. До свидания, товарищи!

Все, можно ехать домой!

Глава 9

Лучи выехавшего из-за деревьев поезда заставили сиять снег, пробежались по нашим стоящим на перроне фигурам — рейс не регулярный, поэтому кроме меня и пятка «дядей» здесь никого нет — и медленно прошли мимо нас, освещая уходящие еще на километр, чтобы потом закончиться тупиком, рельсы. А нету пока смысла ветку дальше тянуть!

Поезд-«коротыш» из локомотива и двух пассажирских вагонов остановился, двери открылись, и оттуда ловко соскочил на перрон обутый в унты (не магазинные, а аутентичные), штаны с начесом — в меховых в поезде упаришься — и незастегнутую этническую меховую куртку (тоже аутентичная, прямиком из тундры) поверх толстого свитера с высоким рукавом, Леннон.

Повернувшись к поезду, он протянул руки к проходу и скомандовал:

— Быстрее!

— Тут-то зачем? — раздался смеющийся ответ Амааны. — Поезд дальше не едет, все успеем!

Ржака — травмировали Джона наши железные дороги, вон, чемоданы ловить собрался. Шутили «бурильщики», видимо, запугивали — без Леннона никто никуда не уехал бы.

— Чтобы поскорее поймать тебя! — выкрутился Джон.

Романтик. Пока певица передавала будущему мужу — чего уж тут, никуда он уже не денется — чемоданы, я зевнул и посмотрел на часы. Половина двенадцатого, блин, детям в моем лице давно спать пора. Может вообще приезжать не надо было? У Амааны все под контролем.

Чемоданы закончились, и Леннон принял со смехом прыгнувшую ему на руки Амаану. Покружившись, они