Бойся мяу - Матвей Юджиновский

видел. Ощущал. И не выдержал – швырнул в темноту за спиной свечу. Отпустил дверь, и его отшатнуло или притянуло назад. А в следующий миг дверца захлопнулась. И он ослеп.

И оглох. Вроде кричал. И, кажется, плакал. Но было тихо.

Он припал к дверце, судорожно забегал по ней пальцами. Ручки не находил. Пальчики нырнули в щель по краю двери, уперлись, но отворить ее не удавалось.

Он будто тонул. Пол под ногами размяк и затягивал. Или просто подкосились ноги. Что-то давило, голова горела. Пальцы заныли от напряжения. Еще одно усилие – и сломаются. Тихо, беззвучно. Потому что по-прежнему было невыносимо тихо. Не хватало воздуха. Точно он стал ужасно плотным. А может, это он сам не успевал вдыхать, не смолкая.

Ужасно тяжелая стрелка отсекла еще мгновение. Дверь не открывалась, и он принялся в нее колотить. У себя в воображении. Потому что едва взмахнул кулаком, как тишина дрогнула:

– Не надо.

Женек замер, но тут же замахнулся вновь.

– Не надо, прошу. Это точно разбудит его, – спокойствие загадочного голоса словно передалось ему.

Он опустил руку и наконец вдохнул так, что заметил это. Потом снова глубоко.

Внезапно за спиной задрожал огонек. Женя увидел дверь, свою тень и футболку в руке. И неуверенно обернулся.

Зажженная свеча зависла в воздухе. Окруженная облезлым шерстяным воротником пальто. Она горела там, где должно быть лицо. Огонек освещал бурое пальто до пояса и его рукава. Но все вокруг – стена позади, потолок, вещи рядом – их не было.

– Вы… с-сущ-ществуете? – промычал Женек гнусаво из-за потекшего носа. И тихо шмыгнул. Сердце колотилось маленьким молоточком в груди. Но теперь он хотя бы его слышал.

– Мы? Я здесь один. А явится кто-то – я тебе не помощник, – когда он говорил, пламя подрагивало.

– Зачем Вы меня заперли? Я… я же ничего… я просто…

– Ты.

– Я?

– Зови меня «ты» или… «Человек-пальто», – последнее голос прошептал. Пальто оставалось неподвижным, повисшее в черноте пространства.

– Вы наст… – Женька осекся, а огонек будто бы полыхнул. – Ой, простите…

– Настоящий? – Человек-пальто хмыкнул. – Кто знает. Могу только сказать, что ты не спишь.

– А почему… ты – пальто? – спросил неожиданно для себя Женя, а ведь хотел просить, чтобы его выпустили. – Ты – призрак?

– Я не пальто, а Человек-пальто, – на этот раз он не шептал, а говорил с неким вызовом. – Ты – Человек-человек, а я – Человек-пальто… Призрак?.. – Впервые пальто ожило: рукава согнулись и приподнялись к свече. Будто он хотел взглянуть на руки. – Ну, может быть…

Рукава обмякли и повисли как прежде. Огонек сжался до глаза – с рыжей радужкой и черным кошачьим зрачком.

Повисло молчание. Пол уже не уходил из-под ног. Воздух не застревал в горле, но Женьку стало не по себе. Взмокли ладони, свело живот, нестерпимо захотелось писать. Точно он испугался, что вновь остался один.

– Ты здесь? – выдавил дрожащим голосом, глядя в подрагивающий зрачок.

– Здесь. Я всегда… Живу, знаешь ли, тут.

– Зачем Вы, ой… ты… Зачем меня заперли? – спросил и чуть не свалился без сил. Потому что будет ответ, потому что ясно станет, останется ли и он здесь навсегда.

– Да потому что ненавижу Черного Мяука, – огонек снова запылал, и голос добавил тише: – Хоть и боюсь.

– Но зачем…

– Взгляни на футболку, – оборвал Человек-пальто. – Там не хватает кусочка. Это Мяук забрал себе. Теперь он знает твой запах. И значит, найдет. Везде и когда вздумает. Вот, хотел предупредить. Он вернулся.

Женька пытался переварить, что только что услышал, но единственное, что стало ясно, – навечно он здесь не останется.

– Хорошо, – наконец ожил его голос. – С-спас-сибо. Я… пойду?

Он обернулся к двери.

– Ты не должен бояться, – быстро, с заметным волнением поспешил добавить Человек-пальто. – И не должен быть один.

Женя уже просунул пальцы в щель, и дверца даже подалась. И все же он повернул голову:

– Я… я запомню, Человек-пальто.

Свеча накренилась вперед. На миг замерла, затем сорвалась вниз, погаснув. Исчезла. И снова пропали стены. Женек стал крохотным, и что-то огромное подступило вплотную. Он торопливо оттолкнул дверцу. Она лишилась половины, окунувшись во тьму.

Женька выскочил в сени. Взмокший, обессиленный, но живой. С противным мяуканьем дверца затворилась. И он поежился от холода. Прижал ее плотно и загнал крючок в петлю.

Вот и он запер Человека-Пальто. Правильно ли это? Справедливо?

Женя не стал об этом думать. И потому, что он лишь гость, а закрывать чулан на крючок заведено хозяевами. И потому, что вспомнил про Сашу, оставленного одного.

Сперва от этой мысли стало легче. Он даже улыбнулся, представляя, как расскажет про того самого дядю в пальто. Но затем его вдруг шибануло по башке: он оставил маленького братика одного посреди улицы. Сколько времени? Сколько он пропадал в чулане?

А если не случилась дружба? Если драка? Или кто-то постарше вздумал растоптать их дворцы? Или тот же Витька-пьяница…

Все это подкидывало ему воображение, пока он спешил во двор и летел со двора на улицу. Бывало, он жалел, что нет у него старшего брата. Рад бы он был такому старшему брату, каким являлся сейчас сам?

«Нет», – прошептал он, когда нашел песочницу опустевшей. И замки, в самом деле, оказались разрушены.

Неприятно засосало под ложечкой. Женек огляделся. На ближайшие полсотни метров вокруг никого не было. Разом он покрылся потом, хотя палящего солнца совсем не ощущал. Вприпрыжку вышел на середину улицы и торопливо зашагал вверх.

Ничего страшного. Нет, нет, все будет хорошо…

На лужайках двух соседних домов – никого. Он так мотал головой, что чуть не угодил в лужу грязи.

Широкая безлюдная земляная улица. Дома по обе стороны. Обжигающее солнце в зените. И тишина. Он не хотел, да и ситуация была едва ли подходящая, но не мог, просто не мог на краткий миг не представить – что это, если не Дикий Запад? Дуэль на револьверах. Быстрый или мертвый. Не хватало лишь часов на башне. И противника.

Мгновение минуло. И он понял, что преступник как раз таки маячил впереди – он, Женя, сам лично, виновный, порицаемый и ожидающий наказания.

У салатовых ворот следующего дома полненький мужик копался под капотом салатового «Москвича». Женек глянул напротив – там кто-то скрылся за дверью. Мелькнула лишь нога в шлепанце. Нога взрослого.

«Ну а где дети?» – Женька сглотнул. Смахнул пот со лба. Это таяла вера, что все закончится хорошо. Хотелось крикнуть, позвать Сашу, но в то же время он трусил. Страшно было, что узнают, как он оставил братишку одного