Такой нежный покойник - Тамара Кандала

Она переехала жить на дачу, поближе к родителям, оставив мужу Галю в качестве домработницы и няни.

В результате Лёша, который не мог доверить сына даже самой безупречной няне, остался с ребёнком практически один на один. Он научился угадывать и понимать желания мальчика, научился терпению и спокойствию в самые критические моменты его неадекватного поведения. Научился как бы растворяться в ребёнке – так что «я» сына становилось его «я». Думать, жить его мыслями, желаниями, чувствами – только такое полное проникновение могло создать условия для его реабилитации.

Зато бывали и минуты счастья, он видел, как ребёнок оттаивал, утыкался ему в колени, стесняясь приступов радости, тихо обнимал за шею, заползая к нему в постель по утрам.

А однажды сказал как бы в пространство: «Я никому не счастье». И Лёша завыл в голос – это было пусть и отчаянное, но проявление сильной эмоции, рвавшейся наружу.

Один из детских психотерапевтов, которому Лёша доверял больше других, женщина, у которой был свой ребёнок-аутист, правда уже в подростковом возрасте, посоветовала ему начать как можно раньше занятия с Тимой с целью подготовки к школе. Особенно она советовала сделать упор на математике и иностранных языках.

– И то и другое их очень дисциплинирует и по-настоящему увлекает.

Она же посоветовала ему и педагога, который имеет опыт работы с такими детьми и может приходить на дом к ученику.

– Это обойдётся вам недёшево, но того стоит – специалист высокого класса и, главное, любит «не таких» детей.

«Специалист» позвонил в дверь в точно назначенное время.

Хороша собой, но не на любой вкус, не из «поточных лялек». Лет тридцати. Первое, что его поразило, это несоответствие между «старинным» лицом из викторианской рамы с патиной и наглым хвостом волос, длинным, блестящим, цвета горного тёмного мёда, небрежно подколотым псевдочерепаховой заколкой из баула челночницы. Настороженно-насмешливые глаза с ведьминкой – едва заметным стробизмом – и орехового цвета зрачками. Взгляд уклончивый и пристальный одновременно. Поворот головы, пока осматривалась в прихожей, независимый.

На самом деле он пропал с первого взгляда. Но осознать это сразу был не в состоянии – голова полностью занята сыном.

Протянутая рука – Кора, – крепкое, почти мужское рукопожатие, при котором посмотрела прямо в глаза, оценила. Улыбнулась, на этот раз явно доброжелательно, и облегчённо вздохнула, как если бы не оправдались её худшие ожидания. И выражение лица из диковатого и вызывающе гордого перетекло в приветливое и даже немного смущённое. Все эти мгновенные превращения Лёша отметил скорее бессознательно, шестым животным чувством, которое немедленно пробуждалось, когда дело касалось его сына. Речь ведь шла о возможности доверить его кому-то – пока этого права не заслужил еще никто, включая мать.

От «специалиста» шёл сильный яблочный дух, как на Яблочный Спас в деревне. Позже Лёша узнал, что питается она в основном яблоками, грызёт их всюду – в метро, на улице, утром начинает ими день, вечером заканчивает. Но это потом. А в тот, первый момент встречи, в воздухе неожиданно промелькнуло нечто, что можно было бы рассматривать как предзнаменование – запах грозы. Откуда он мог взяться в этой уютной прихожей московской элитной квартиры?

И ещё эдакое дежавю, пришедшее скорее из будущего, чем из прошлого.

Лёша тряхнул головой, избавляясь от ненужных впечатлений, и пригласил Кору в гостиную. Усадил в кресло, по-светски предложил выпить: чай? кофе? что-нибудь покрепче?

– А нет ли чего-нибудь прохладного? Минералки, например? – Коре тоже нужно было время, чтобы освоиться и понять, куда она попала.

Минералки не было, согласилась на кока-колу.

– Я предупреждал вас по телефону. Мальчик не простой. Но спокойный. Не агрессивный. Ему трудно сосредоточиться, удержать внимание. У вас будет возникать ощущение, что он вас не видит и не слышит. Но это не так. Он всё понимает. Но со своей стороны отказывается от контакта. С ним нужно огромное терпение и никаких репрессивных мер. Я подчёркиваю, ни-ка-ких. Это, если хотите, условие. – Лёша проговорил это всё на одном дыхании, пристально наблюдая за её реакцией.

Она внимательно слушала, ни на мгновение не отведя глаз.

– Ваше условие – не условие. Это единственный способ общения с такими детьми. И не волнуйтесь вы так – я знаю, что такое аутист. Моего последнего птенца родители увезли в прошлом году в Швецию – он заканчивает там математическую школу, выучил шведский раньше папы с мамой и ведёт практически нормальный образ жизни. А мне в письме написал, что «лубит». Он почему-то всегда ненавидел букву «ю». Так и написал «лублу Кору». А вы говорите, «не видит и не слышит». Полная чепуха. Они видят и слышат порой лучше нас, но только то, что им интересно.

После этих слов Лёша готов был наброситься на неё и немедленно заключить в объятия. У него было ощущение, как если бы самый главный врач снял прежний ошибочный диагноз малосведущих коллег.

– Это правда? – В голосе его звучали и беспомощность, и надежда.

– Порой родители больше нуждаются в услугах психотерапевтов, чем их дети, – было ему ответом.

Ему даже не пришло в голову, что слова её можно было расценить как дерзкие, – он смотрел на неё совсем другими глазами. Как на спасительницу. Хотя она ещё даже не видела Тиму.

– Вы думаете, что сумеете установить с ним контакт?

– Попробую. – Она поставила стакан с колой на столик – длинное предплечье, царственный жест руки – и поднялась: – Пошли знакомиться.

Уже потом, когда мир перевернулся, она призналась ему, что «узнала» его при первой же встрече.

– Я сразу услышала и увидела, КАК ты можешь любить. Слабого. Это очень важно – сильных все любят, – сказала она.

И ещё, она была очень удивлена, что имеет дело с папой ребёнка.

– Обычно мне приходится устанавливать контакт с мамами, готовыми на всё, – уточнила Кора.

Тима реагировал примерно так же, как и остальные дети с подобными проблемами: равнодушие, полное отторжение, истерики, холодная отчуждённость и, наконец, проблески доверия.

Кора, со своей стороны, была несокрушимо уверена в успехе, утверждая, что это не самый сложный случай.

И Лёша верил. Со всей силой веры, которая не требует доказательств.

Со временем появились и доказательства.

Кора дважды не пришла на занятия, заболев гриппом и не желая подвергать опасности заражения своего ученика.

Тима был безутешен. «Где Кора?!» – вопил он на все голоса, не соглашаясь принимать никакие объяснения. Лёша соединил их по телефону, и Кора говорила с ним минут десять. После разговора Тимофей успокоился и все дни терпеливо ждал выздоровления Коры, отказываясь играть даже в самые любимые математические игры с кем бы то ни было, включая Сеньку.

Вера всё это время жила своей жизнью, деля её между руководством журналом и маленькой Леночкой, ставшей кумиром всей семьи.