Последний патрон - Алексей Николаевич Котов

пол. Магистр потрогал пострадавший глаз, но не стал ругаться, как сделал бы на его месте любой уважающий себя рыцарь, и даже не принял вызова на поединок.

– Ты пойми, дурень, – спокойно заговорил он, – я же твою Изольду каждый день из лагеря выпроваживал. А она?.. Неделю на крепостном валу вертелась… Дура красивая! Ну, и дождалась – сам герцог Бабенбергкий на нее полюбоваться вышел. Заманила его она, короче говоря… Вот и обменялись: Изольду – герцогу, а тебя – к нам. Усек?

– Герцога тоже убью! – пообещал барон. Его голос из кучи тел на полу звучал так, словно барона уже посадили в инквизационный подвал.

– Может быть, связать его? – спросил один из охранников.

– Не нужно, – отмахнулся магистр. – Выкупайте его, накормите и дайте вина. Много вина!.. Это для него сейчас просто необходимо.

Вечером магистр пришел к брошенному сараю, в котором заперли барона. Он присел возле решетчатого окна и громко, обиженно сказал:

– Так как ты настоящие товарищи не поступают.

– Правильно, – донеся из-за окошка глухой голос барона. – А знаешь, как надо поступать? Ну-ка, встань.

Магистр послушно встал. Из-за решетки высунулся конец оглобли и ткнул его в глаз.

Два дня магистр (уже получивший кличку Одноглазый за повязку на физиономии), без просыпу пил в своей палатке. Окончательно озверевшего барона Бумбаха кормили при помощи лопаты, осторожно просовывая ее в окошко.

Утром третьего дня ворота Бабенбергского замка тихо скрипнули, и на мост вышла красавица Изольда. Женщина молча прошла мимо удивленной охраны в лагере осаждающих и направилась прямиком в палатку магистра.

– А, это ты?.. – безразлично спросил магистр, наливая в кубок вино. – Как там тебя?.. Изо льда, что ли?.. Или Изольда? – магистр всхлипнул и постучал пальцем по рыцарскому шлему на столе. – Ведь какой рыцарь раньше твой муженек был, а?!.. Прямо железный!

– Где он? – коротко спросила красавица.

– Где ж ему быть? – магистр махнул рукой. – В сарае бесится…

Встреча темпераментного барона и красавицы-жены прошла на удивление тихо. Барон сидел на опрокинутом свином корыте и исподлобья с болезненным любопытством смотрел на женщину. На его лице одновременно было что-то беззащитное, точнее говоря почти детское и трагическое, и в то же самое время в глазах барона светились темные искорки безумия.

Изольда поцеловала мужа в щеку и присела рядом.

– Ну, давай, признавайся, что ли… – прервал зловещее молчание барон.

Женщина улыбнулась и взяла в ладони огромную руку мужа. На ладонь барона лег огромный, прохладный алмаз. Барон не поверил своим глазам. Алмаз сиял так, словно не отражал свет, а сам рождал его.

«Самой прекрасной и самой недоступной женщине на свете», – прочитал барон готическую вязь на золотой оправе.

– Это откуда? – удивленно спросил он.

– Это подарок, – улыбнулась женщина. – Короче говоря, любимый, я так и не согласилась выйти замуж за герцога Бабенбергского.

– Почему?! – еще больше удивился барон.

– Видишь ли, любимый, я уже замужем.

Барон немного подумал.

– И это единственная причина? – осторожно спросил он.

Женщина пожала плечами.

– А какую тебе еще нужно?.. Как говорится, какой ты ни есть, а все-таки муж.

…Боевые действия увяли. Отвергнутый красавицей Изольдой герцог Бабенбергский больше не показывался на стенах замка. Защитники замка, обидевшись за своего предводителя, ругали осаждающих рыцарей последними словами и призывали их к драке. Крестоносцы ордена Правой Подвязки Его Величества не отвечали ни на слова, ни на вызовы и смущенно прятали глаза.

– Вот что, ребята, – наконец заявил Одноглазый магистр барону Бумбаху и его красавице-жене. – Валите вы домой и не травите людям души. Тут война, понимаешь, а не салонные фигли-мигли.

Барон нехотя погрузил нехитрый скарб на телегу и попрощался с товарищами. Боевой конь с нагруженными на него доспехами плелся сзади. Его унылый вид совсем не трогал сердца барона, потому тот о чем-то сосредоточено думал.

– А, вообще-то, я бы тоже тебя отпустил, – вдруг сказал жене барон. – Пришла сама?.. Сама! Замуж не захотела? Не захотела. А мы, рыцари, что, варвары, что ли?

– Я никогда не сомневалась в твоем благородстве, дорогой мой, – улыбнулась Изольда.

– Не в благородстве тут дело, – отмахнулся барон. – Тут все дело в тебе… Ох, и хитра же ты, как оказалось!

– Что-что? – притворно удивилась красавица.

– Ничего, – барон подстегнул лошадь. – Кокетка ты несчастная!

Женщина прильнула к мужу и поцеловала его в шею.

– Но я же только тебя люблю. А если бы тебя вдруг увезли далеко-далеко, я все равно поехала за тобой, понимаешь?

– Не дурак, понимаю, – кивнул барон. – А вот если бы, к примеру, меня к маврам увезли, ты бы за мной поехала?

– Да.

– И даже к сарацинам?

– Конечно.

Барон вдруг поймал себя на мысли, что ему пора бы прекращать ездить в рыцарские командировки, а в заграничные особенно.

– Да, не завидую я герцогу, – сказал вслух барон. – Теперь вот он даже о драке, бедняга, забыл. Проняло, значит. И алмаз дарил… Мальчишка!

– Действительно, совсем еще мальчишка, – красавица улыбнулась, и ее улыбка тут же стала чуть-чуть виноватой. – Но он скоро все забудет…

Барон скользнул глазами по лицу жены и усмехнулся.

– Да уж, забудешь такую как ты… Как говорится, держи карман шире. Ух, и каверзная же ты женщина, Изольдочка!

Потерявший голову от любви герцог Бабенбергский скоро немного пришел в себя и возобновил боевые действия. Защитники крепости совершали вылазку за вылазкой, а возглавляющий их юный герцог, казалось, искал случая потерять голову уже не в переносном смысле, а в самом прямом. В одной из яростных схваток Одноглазый магистр оглушил герцога профессиональным и щадящим ударом по шлему. Оставшись без предводителя, бебенбергцы отступили в замок.

Вечером того же дня два рыцаря-крестоносца принесли к воротам замка носилки. На них лежал бледный герцог. Как это не удивительно, но рыцари отдали своего главного врага не то что без выкупа, а вообще без переговоров.

А уже ночью, Одноглазый магистр напился вместе с командирами и в рыцарском лагере всю ночь распевали песни о прекрасных дамах:

…Пускай она другому отдана,

И разъезжает в золотой карете,

Я помню девочку с власами цвета льна

И нет ее прекрасней в целом свете!..

Глупые слова не менее глупой песенки звучали так словно те, кто их пел, верили им. И не просто верили!.. Говорят, что кое-кто из рыцарей даже плакал. А, как известно, заставить рыцаря плакать могут только две вещи: смерть друга и незаслуженный выговор от Одноглазого магистра, который – и это тоже хорошо известно – пользуется среди рыцарей самым-самым непререкаемым авторитетом.

Несносный мальчишка

Вечерняя прогулка вдовствующей королевы подходила к концу. Огромный весенний и