Третий рейх на наркотиках - Норман Олер

Один подполковник сообщал о своем личном опыте употребления стимулятора: «Никаких неприятных последствий – ни головной боли, ни шума в ушах. Состояние бодрое, голова ясная». Пребывая в приподнятом настроении, он три дня и три ночи вел переговоры с русскими в Брест-Литовске о разделе захваченной страны. Когда на обратном пути его эскорт натолкнулся на вооруженных польских солдат, он находился «в отличной форме»[96]. О том, сколько людей лишились при этом жизни, он не написал.

Многим казалось, что наркотик является идеальным средством для солдата на поле боя. Он устранял все препятствия, теперь было легче сражаться, совершать ночные марш-броски – перед которыми «все водители принимают таблетки в целях обострения внимания», – буксировать вышедшие из строя танки, стрелять и осуществлять другие «автоматизированные манипуляции»[97].

При проведении военной кампании, которая стоила жизни 100 000 польских солдат и – до конца года – 60 000 гражданских лиц, стимулятор помогал солдатам вермахта действовать «без каких-либо проявлений усталости до тех пор, пока поставленная задача не оказывается выполненной». Чудодейственное средство придавало им дополнительную энергию, что облегчало их действия. Офицер санитарной службы IX армейского корпуса с восторгом писал: «Я убежден, что при больших нагрузках те солдаты, которые принимают первитин, получают явное преимущество над теми, кто его не принимает. Военные врачи уже заказывают это средство в T.S.A. (Войсковая служба обеспечения санитарным имуществом)»[98].

«Заметное повышение работоспособности отмечалось у водителей-механиков и офицеров танковых войск во время продолжительных боев 1–4 сентября 1939 года, как и у солдат разведывательного отряда, которые принимали первитин во время длительного ночного перехода. Кроме того, у разведчиков при выполнении заданий обострялось внимание». А вот выдержка из другого доклада: «Особо следует подчеркнуть благотворное влияние первитина на работоспособность и настроение сильно утомленных офицеров штаба дивизии, которые – все без исключения – отмечали этот эффект как в субъективном, так и в объективном плане».

«Обострение внимания» происходило не только у механиков-водителей танков. Один оберст-арцт писал: «Особенно доставалось мотоциклистам, которым приходилось ездить по плохим дорогам, поднимая клубы пыли – порой с раннего утра до поздней ночи, – пробиваясь от Силезии через Богемию, Моравию и Словакию к польскому Львову. Таблетки выдавались им без указания их назначения – однако, очень скоро столкнувшись с тяготами войны, солдаты поняли, каким целям они служат»[99]. Итак, это были тевтонские Easy Rider[100] с наркотиком от фирмы «Теммлер» и в пылезащитных очках от Ранке.

Для тех, у кого запас стимулятора иссякал, опасности автоматически становились более осязаемыми. Так, один оберст-арцт с сожалением констатировал: «Водители часто попадают в аварии, которые происходят главным образом по причине переутомления, и избежать их можно только с помощью своевременного приема средств, восстанавливающих силы, таких как первитин»[101]. Метамфетамин, помогающий избегать аварий? Рассказать бы сегодня об этом сотрудникам дорожной полиции!

Но раздавались и критические голоса. Начальник санитарной службы 6-й армии (впоследствии погибшей под Сталинградом) сопоставил доклады нескольких подчиненных ему офицеров и высказал свое мнение в письме к Ранке: «Противоречивые сообщения о действии первитина не оставляют сомнений в том, что оно весьма неоднозначно. То, что солдаты имеют неограниченный доступ к первитину, представляется мне совершенно неприемлемым»[102]. Военные явно еще не вполне освоились с применением стимулятора. Тем не менее интерес к нему пробудился всюду. Весьма показательна в этой связи заключительная фраза сообщения, поступившего из IV армейского корпуса: «Для проведения дальнейших экспериментов требуется большее количество таблеток первитина»[103].

После нападения Германии на Польшу, 3 сентября 1939 года, Великобритания и Франция объявили ей войну. Однако англо-французы и немцы друг в друга не стреляли. Во время этой так называемой «странной войны» противники на протяжении нескольких месяцев стояли друг против друга, не предпринимая никаких активных действий. Проливать кровь не хотелось никому. Еще были памятны ужасы Первой мировой войны, когда войска едва сдвигались с места, а солдаты при этом гибли сотнями тысяч. Над окопами вывешивались транспаранты с надписями «Мы не будем стрелять, если не будете стрелять вы»[104]. В отличие от 1914 года, признаков воинственности или шовинизма не наблюдалось ни с одной из противоборствовавших сторон. «Немцы начали войну, – писал Голо Манн. – Но воевать никто не хотел – ни гражданские, ни солдаты, а меньше всего генералы»[105].

Только один человек видел ситуацию в ином свете. Гитлер хотел разгромить Францию как можно быстрее – лучше всего еще осенью 1939 года. Правда, существовала одна проблема: по вооружению и численности войск западные союзники превосходили немцев. Вопреки национал-социалистской пропаганде, Германия отнюдь не располагала в то время непобедимой армией. Напротив, после Польской кампании вермахт нуждался в существенном переоснащении и серьезном пополнении. Большинство дивизий были недоукомплектованными, и их боеспособность едва дотягивала до 50 процентов[106]. Французская же армия считалась самой мощной в мире, а Великобритания благодаря своей огромной колониальной империи имела в своем распоряжении неисчерпаемые ресурсы, вполне достаточные для удовлетворения нужд военной экономики.