Месть палача - Виктор Вальд

– И тогда ты решил устроить зрелище. Очень полезное для себя зрелище.

– Понятное дело. Не лекарем же его в корпорацию лекарей проталкивать. Дорого это и хлопотно. Особенно невозможное для чужеземца. А зрелище из этого рубщика знатное. Не для себя устраивал зрелище. Что я?.. Корпорация! И все кто при ней. Только в пользу для них. Потянулись на площадь люди. Торговля оживилась. Дети наши сытыми спать ложились. Да за это я бы и дьявола на представление пустил бы…

– Не забывайся, Андроник, ты во дворце эпарха Константинополя! И одна из моих обязанностей, это уберечь жителей столицы от козней дьявола, и тех, кто способствует врагу Господа нашего. Так что тебя… Как того, кто приманивал к сатанинскому проявлению силы массу народа, следовало бы сжечь вместе с этим порождением демонических сил… Ты пей. Ты ешь…

– Я… Я… Кто же знал? И как тут… Коварен дьявол. Это всем известно. Вот и меня попутал. Но я… Верой и правдой… За тобой и для тебя…

– Я знаю, друг мой Андроник. Устал я сегодня. Много слов сказал. Многим и о многом. Так что буду краток. Послезавтра день города. Будут празднования и гонки колесниц. Своих мясников расставишь, где следует. Ни единого трупа, ни единого грабежа. Так что, будь добр, договорись с ворами…

– С этими я договорюсь, – промолвил и безнадежно вздохнул глава корпорации макелариев. После небольшой паузы продолжил: – А как быть с этими «голубыми» и «зелеными»? Конечно, их силы уже не те, что когда-то свергали императоров после скачек. Но они еще способны вывести своих людей на улицы. Ты представляешь тысячи одетых в голубое и тысячи одетых в зеленое? И у каждого в руках оружие. Как их остановить? Ведь гонки на колесницах для них это только предлог для вековых выяснений и имущественных и религиозных вопросов. Они никогда не примирятся. А гонки… Это только взбудоражит их кровь.

Никифор усмехнулся:

– Колесницы голубых, будут соревноваться с колесницами зеленых, за их счет и даже призы. Их зрители будут кричать и аплодировать. Затем совместно поприветствуют победителя, кто бы им ни стал…

Эпарх самодовольно потер руки перед изумленным лицом главного мясника столицы:

– На дне праздника города они забудут о партийных разногласиях и будут приветствовать василевса только добрыми словами…

– Но как тебе это удалось? – едва выдавил из себя Андроник.

В ответ Никифор лишь загадочно улыбнулся:

– Ну, если так… Ты действительно самая мудрая голова и самый великий эпарх Константинополя!

– Пусть об этом узнают многие, – Никифор поднял руку. Тут же из ниши, завешанной тяжелой тканью показался один из писцов. – Проводи дорогого гостя.

Но едва Андроник встал, тут же поднялся и эпарх.

– Ах, дорогой друг! Совсем забыл. Еще одна просьба. Передай эту серебряную монету той нищенке. Ты знаешь, о ком я говорю. И скажи всем, что эту монету ей дал эпарх Никифор.

Никифор остался доволен тем, что монету друг юности принял с поклоном и пониманием.

* * *

А теперь что-нибудь для души. Почему же не начать новый день с воодушевляющего и приятного.

Никифор долго возился с тайными замками двери, и, отворив последний, сладостно вздохнул. Первое, что новый эпарх сделал после того, как вышвырнул из дворца его бывшего владельца, так это устроил в подземелье хранилище своих ценностей. Нет, не золота, серебра и чарующих камней. Для этого добра есть давние и надежные тайники. Здесь, в могильной тишине вечности, пока еще неупорядоченно горкой на дубовых столах возлежала мудрость веков, подаренная потомкам мудрейшими из мудрых.

Александрийские папирусы, тяжелые франкские пергаментные книги, изящные альбомы мавританской Испании, арабские фолианты из дамасской бумазеи, новомодные издания на доступной сицилийской бумаге. История, астрономия, математика, философия… Фалес Милетский, Солон Афинский, Периандр, Тит Кар Лукреций, Марк Тулий Цицерон, Мухаммад ибн Мусааль-Хорезми, Аль-Фараби…

Годы, десятилетия, жизнь понадобилась, чтобы собрать столь нужное и важное. Купил, выпросил, вытребовал, и даже не одиножды украл – это не важно, когда это нужно. Господь дает свою мудрость немногим и понемногу, но этих немногих сложив можно узнать многое. Может даже постичь божественную мудрость.

Вот только очень сложно правильно все это воспринять, а еще сложнее правильно использовать. При этом беспрерывно окунаться и окунаться в глубины знаний и в безбрежность познаний. Это океан, это космос, это непостижимость осознания.

– Жди здесь! – не оборачиваясь, велел Никифор верному (?) Семенису.

Закрыв крепкие двери на внутренний засов, эпарх Константинополя, как старательный писец, готовящийся к долгой работе, зажег множество свечей в безопасных стеклянных колпаках и установил их по периметру самого большого стола. Теперь можно было удобно усесться в большом, мягком кресле и предаться приятному. Можно было бы… Но… Не то время. Не та должность. Не те заботы… И уже не те мысли.

И все же. Хоть на мгновение, хотя на самую краткость. Рука сама потянулась близь лежащей книге. А та сама, кажется, по себе распахнулась, заставив склониться над ней. А почему бы и не прочесть, и не вспомнить. Не помешает. Лишь настроит на лучшую работу.

«…и это не вследствие какой-либо вражды или, напротив, расположения к воюющим государям, но из ревности, зависти, ненависти друг к другу и желания уничтожить своих же соплеменников. Это – старинная болезнь эллинов, которые, постоянно находясь в раздорах и стремясь истребить тех, кто казался выделяющимся из других, погубили Элладу».

Нет необходимости смотреть титульный лист[45]. Это слова римского историка Геродиона, написавшего о вспыхнувших распрях в малоазийских провинциях, последовавших после победы Септимия Севера над другим претендентом на римское первенство Песценнием Нигером.

Мудрые слова мудрого историка заставили тяжело вздохнуть и без этой тяжкой правды уставшего Никифора. Но как это верно сказано. И как Господь напомнил рабу своему, открыв нужную страницу, о том, что так давно не дает покоя эллину, скрытно, но всегда гордому за право быть потомком величайшего из народов.

Эллины создали все прекраснейшее и завоевали полмира. Но… «Старинная болезнь эллинов», эта их ревность к тем соплеменникам, кто чего-то достиг выдающегося и славного, стремление к соперничеству во всем, от физического соревнования, до политического влияния, разобщало и ослабляло. В конце концов, великие эллины признали над собой господство настойчивых и сплоченных римлян, перенявших все, от быта, до богов, у покоренных ими «великих эллинов».

Тысячу лет последовавшего сращивания эллинов и римлян в едином государстве позволили Византии выжить в кровавых войнах с соседями. Даже теряя век за веком провинции, города и население, империя продолжала жить и бороться. Слабея и увядая, она помнила о былом величии, и ее же неизбежном возвращением и жила. Думал и мечтал об этом каждый гражданин империи. Но одно дело думать и мечтать и совсем другое действовать и воплощать.