Александр Блок - Владимир Новиков

Из событий «мистического лета» необходимо еще упомянуть следующие два.

Первое — это августовская поездка Блока в Дедово к Соловьевым: Михаилу Сергеевичу — брату философа и поэта и его жене Ольге Михайловне, двоюродной сестре матери Блока. После этого Ольга Михайловна в письме Александре Андреевне сообщает, что стихи ее сына понравились не только ей, ее мужу и сыну Сереже, но и Боре Бугаеву. Тому самому, который по совету Михаила Сергеевича Соловьева скоро назовется Андреем Белым.

Второе — это созревшее у Блока в августе решение оставить юридический факультет и перейти на историко-филологический, 29 сентября он подает соответствующее прошение.

Осенью Любовь Дмитриевна, почти случайно оказавшись в Казанском соборе, начинает туда часто захаживать и однажды встречает на пути Блока. Они сидят в соборе вместе, на каменной скамье возле скромной иконы, у которой теплились две-три свечки. Это происходит 17 октября, потом этой датой помечено стихотворение «Медленно в двери церковные…», написанное Блоком от женского лица.

Встречи делаются частыми. Блок поджидает Любовь Дмитриевну после ее занятий декламацией на курсах Читау. Затем они идут вместе от Гагаринской улицы к Казанскому или Исаакиевскому собору. Говорят о Владимире Соловьеве, о душе мира, о блоковских стихах. «Уже ясно было, что в них я, что связаны они со мной», — напишет Любовь Дмитриевна в «Былях и небылицах». Однако если мы обратимся к текстам стихов, написанных к тому времени, то это высказывание предстанет явным преувеличением. Роль Прекрасной Дамы — еще впереди. Серьезное объяснение происходит однажды, когда они вдвоем переходят Введенский мостик у Обуховской больницы. «…Спросил Блок меня, что я думаю о его стихах. Я отвечала ему, что я думаю, что он поэт не меньше Фета. Это было для нас громадно. Фет был через каждые два слова. Мы были взволнованы оба, когда я это сказала, потому что в ту пору мы ничего не болтали зря. Каждое слово и говорилось и слушалось со всей ответственностью».

Это свидетельство Любови Дмитриевны чрезвычайно важно. Она поверила в Блока как в великого поэта, а он готов за это полюбить в ней женщину. Еще нет никакого культа Прекрасной Дамы. Есть общая для двоих вера в поэзию. Прочная основа для отношений, которые продлятся двадцать лет, до самого конца жизни одного из них.

Да, эта любовь — изначально литературная. Но это не значит, что надуманная, не настоящая.

Искусство — не приложение к жизни, а неотъемлемая ее часть. Так было, в общем, всегда, но особенно проявилось в эпоху модерна, начало которой в России почти совпадает с началом XX столетия (а конец, по-видимому, — с завершением этого столетия). Блок и Любовь Дмитриевна — участники грандиозного духовного эксперимента, цель которого — стереть границу между творческим и житейским.

Стратегия земной любви — телесное наслаждение и продолжение рода. Стратегия «литературной» любви — создание новых литературных ценностей. Резонен вопрос: а нельзя совместить эти два импульса? Наверное, можно, но абстрактный ответ ничего нам не дает. Продолжим разговор о конкретном случае.

За «литературным» сближением осенью 1901 года «земного» сближения не последовало. Это раздражает Любовь Дмитриевну, и в январе наступившего года она свое недовольство обнаруживает, начинает избегать встреч. 17 января 1902 года Блок пишет ей короткую записку, начинающуюся словами «Если в один из трех дней Вы не будете у собора от 8—10 вечера, Вам угрожает тоска на всю жизнь без оправданий». Тем не менее 29 января Любовь Дмитриевна с Блоком «порвала», по ее собственному слову. Встречает его на Невском «с холодным и отчужденным лицом» и демонстративно прощается. У нее приготовлено письмо, которое она не решается отдать Блоку и в котором высказывает резкие претензии: «…Вы навоображали обо мне всяких хороших вещей и за этой фантастической фикцией, которая жила только в Вашем воображении. Вы меня, живого человека, с живой душой, и не заметили, проглядели… Я вижу теперь, насколько мы с Вами чужды друг другу, вижу, что я Вам никогда не прощу то, что Вы со мной делали все это время — ведь Вы от жизни тянули меня на какие-то высоты, где мне холодно, страшно и… скучно».

Письмо адресату передано не было, а выраженные в нем эмоции оказались искренними, но поверхностными. Девушка бунтует, требует к себе «простого», «земного» отношения, а личность ее тем временем живет другими, более глубокими упованиями.

Блок после злополучной встречи пишет три взволнованных и запутанных письма, которые тоже остаются неотправленными. У них с Любовью Дмитриевной пока нет общего языка, нет взаимопонимания. Но возникло между ними нечто таинственное, неподвластное рациональному объяснению. Оно и будет руководить действиями обоих. А пока — долгая пауза в отношениях. Формальные встречи на людях.

Весной 1902 года начинается вхождение Блока в литературный мир. 26 марта он направляется в дом Мурузи на Литейном проспекте, в квартиру, где живут Зинаида Николаевна Гиппиус и Дмитрий Сергеевич Мережковский. Здесь проходят религиозно-философские собрания, создается «новая Церковь»: Мережковские вместе с критиком Дмитрием Владимировичем Философовым («третьим Мережковским», как его иногда именуют заглазно) молятся втроем по специально созданному ритуалу. Нестандартный союз этих трех людей — загадка и для современников, и для исследователей нескольких поколений.

Ольга Михайловна Соловьева уже присылала Зинаиде Николаевне Гиппиус блоковские стихи – со ссылкой на то, что Боря от них «буквально катается по полу» (Борис Николаевич давно свой в доме Мережковских), но не понравились они строгой даме. Впрочем, задним числом она в этих «робких песнях» усмотрит-таки «своеобразную прелесть».

Вот как потом опишет Гиппиус эту первую встречу в своем очерке «Мой лунный друг» (1922):

«День светлый, но в передней темновато. Вижу только студент, незнакомый. Пятно светло-серой тужурки.

– Я пришел… нельзя ли мне записаться на билет… в пятницу, в Соляном городке Мережковский читает лекцию…

– А как ваша фамилия?

– Блок…

– Вы — Блок? Так идите же ко мне, познакомимся. С билетом потом, это пустяки…»

Дружба с первого взгляда — так это можно назвать. Потому, как Гиппиус рассказывает о встрече с Блоком, неоспоримо чувствуется: между ними есть связь, есть мгновенно возникшее энергетическое поле:

«Ничего этого, конечно, тогда не думалось, а просто чувствовалось.

Не помню, о чем мы в первое это свидание говорили. Но говорили так, что уж ясно было: еще увидимся, непременно.

Кажется, к концу визита Блока пришел Мережковский».

Можно еще так сказать: Гиппиус и Блок нашли друг друга как две части одного духовно-творческого андрогина. Оба склонны к такому синтезу. Гиппиус — и сама по себе андрогин (часто пишет стихи от мужского лица, а как критик сражается под псевдонимом Антон Крайний), и выступает половинкой (причем доминирующей) по отношению к Мережковскому и Философову. Блок теснейшими духовными узами связан с матерью, того же будет искать в браке с Любовью Дмитриевной. Пожалуй, Гиппиус станет третьей и последней в этом ряду. Связей с женщинами (самых разных) у Блока будет еще много, но срастания (а андрогин — это именно срастание) ни с кем более не произойдет. Разногласия, споры, разрывы, обвинения — это все лишь оттеняет наличие неотменимой связи.