Терпение дьявола - Алексей Соколов

Питон цокнул языком.

– Во звери-то были. Сейчас, получается, жить даже по кайфу. Посадить, может, и посадят, но не шлепнут хоть.

– Это да, – согласился Колода. – А самое стремное в этом деле, что они помилованы были. Бумага сверху пришла, но опоздала на сутки. Вот так.

– Очень интересная и поучительная история, – сказал Сапсан. – Она наглядно иллюстрирует заповедь, что воровать грешно. Даже у государства. Но при всей ее занятности я все в толк не возьму – в Припять ты зачем собрался? Марш памяти в честь усопших братьев? Это как-нибудь без меня.

– Вот ты не дослушал, Игорек, а уже стебаешься, – терпеливо ответил Колода, поглаживая колени морщинистыми руками с побледневшими от времени татуировками. – Я ведь еще самого главного не сказал. Из банка мы тогда не только деньги хапнули. Феликс, когда второй раз в хранилище лез, уже уставший был, и я решил за ним почистить – мало ли, обронил что-нибудь или ломик внизу оставил. Спустился, значит, вниз, начал осматриваться. А потом, век воли не видать, чуть не заорал.

Колода, глядя на заинтересованные глаза спутников, сделал театральную паузу и как-то по-детски хихикнул.

– Рыжее там лежало, ребятушки! Деньги-то прямо на столах валялись, а оно чуть сбоку на поддоне было, пустым мешком прикрытое. Слитки в три слоя уложены, будто поленница какая. Поработали мы над ним капитально, но все равно больше половины не вытащили – не силы, а нервы сдали. И когда на хату шли, каждой тени шарахались. На троих парней, ползущих ночью и согнутых в три погибели, любой мент всегда внимание обратит. Два рейса сделать пришлось, но обошлось как-то. Доперли до хаты, посчитали слитки, посмотрели клейма – и припухли. Восемнадцать кусков по пятнадцать килограмм высшей пробы! Тут мы очухались и крепко струхнули, честно скажу. Рыжее так просто не обменяешь, тут думать надо, и думать очень хорошо. Первым делом надо было его вывезти, но прикиньте – вывезти двести семьдесят килограммов золота из города, где все менты и гэбэшники уже завтра на ушах стоять будут. Хорошо, что у нас сна ни в одном глазу не было. Да и какой, к лешему, сон. Тут Колян говорит – надо Рафика искать. Рафик Хой тогда по Еревану смотрящим был. Очень авторитетный вор. Помер не так давно. Своей смертью, кстати, да. Не знаю уж, через кого Колян на него вышел и что рассказывал, но уже к вечеру воскресенья Рафик у нас был, злой как кобель. Он ведь понимал, что за банк теперь весь Ереван перепашут, каждый карманник по струнке шагать будет, все ходы застопорятся надолго. А так как все в общак сбрасываются, убытки огромные пойдут, за которые центровые союзные воры с него же, Рафика, и спросят. Ведь, раз без его ведома и разрешения какие-то фраера Госбанк взрывают, значит, он плохо за городом смотрит. За такое можно и короны лишиться. Мы все это тоже понимали, поэтому, когда Рафик пять слитков потребовал, ерепениться не стали – нам в любом случае оставалась неописуемая сумма. За свою долю он нам все устроил. Через два часа мы тряслись – во всех смыслах – в машине какого-то барыги-мороженщика, а уже утром были в Грузии и легли на дно. Не помню, кому первому пришла в голову такая мысль, но условились мы с братьями, что золотишко трогать не будем до тех пор, пока бумагу не истратим. Пусть оно лежит себе спокойно в тихом месте, а когда время придет, и все краснопузые окончательно угомонятся – тогда и будем его потихоньку вытаривать. Но это только кажется, что заныкать два центнера рыжья это как два пальца обделать. Его ведь потом забирать надо. Да и слух все равно пойдет, что где-то в Закавказье неизвестные ухари золото могли сныкать. Крысы – они везде водятся. И тут меня, как говорится, осенило. У меня в Ленинграде подруга детства была, Светка. Пока я свои дела-делишки крутил, она закончила что-то там шибко умное и собиралась, как я слыхал, на Украине работать. Из Рустави, где мы осели, я ее мамашке отзвонил и узнал, что да как. Оказалось, перебралась она в Припять. Город этот тогда был совсем молодой, еще и городом не назывался. Загнал ей по телеграфу маляву. Дескать, приеду с подарками, вспомним дворовые годы, покажешь мне мирный атом и, может, еще чего-нибудь. Ну про последнее-то я, ясен-красен, не писал. Хотя подразумевал, конечно. Она ответила, что, мол, а давай, в натуре. Тут хорошо, красиво, но вот знакомых нет, и грустно молодому специалисту на танцы одной ходить. Долго рисовать не буду, но все наше золото я переволок. Не за раз, конечно. Каждое воскресенье уезжал в Рустави, брал слиток, потом садился на хвост нужному лайбашнику и мотал обратно. Обычно в пятницу я был уже в Припяти. Светке плел, что дела у меня в Киеве, но она особо-то и не спрашивала. Молодая девчонка, если к ней с цветами-конфетами при параде заявляться, вообще много чего не спросит. Да…

Колода снова зашелся кашлем. Сапсан взглянул на смешно закусившего нижнюю губу Питона и вдруг представил, как выглядит со стороны сам. А выглядит, наверное, тоже презабавно – с отвисшей-то челюстью.

– Это что же получается, – сказал Питон, когда старый зэк откашлялся. – Где-то здесь у тебя все золото и лежит? И никто о нем не знает и никто за ним не придет?

– Ну не здесь, конечно, – напомнил Колода. – В Припяти. Только почему же никто не придет? Я вот иду. Но сейчас вижу, что просто так до него не добраться, и потому спрашиваю – меняются наши планы? А, Игорек?

Сапсан не сразу нашелся что ответить. Если старик не брешет, то где-то в покинутом городе лежит самый настоящий клад, своей ценой способный изменить – да что там изменить – полностью перевернуть его жизнь. Это тебе не мифический Золотой шар, в котором из золотого только красивое название. Речь о настоящем сокровище! Реальном! И к черту тогда жмота Скрябу, к черту страхи за свою шкуру, защищая которую дрожишь над каждым патроном! Один раз переступить грань безрассудства, вырвать у шлюхи по имени Фортуна свой кусок презренного металла – и прыгнуть обратно, пока не отняли. А отнимать будут, сталкер. Но зато если отстоишь…

– Что же ты раньше золото не забрал? – спросил он. – Может, и раздербанили твой схрон давно. Почти сорок лет прошло.

– А ведь верно, епа! – добавил Питон с заметным унынием в голосе. – Колода, тут ведь сам видишь, какие перемены. Загорает уже кто-нибудь под пальмами на твои бабки. Или свиньи пучеглазые растащили.

Колода усмехнулся, почесал подбородок и сказал:

– Может, и так. Но я почему-то уверен, что какие бы твари здесь ни водились, а некрофилов среди них нет. Да и я хоть молодой, но не полный же дурак был. Так что не загоняйтесь, ребятки. Лежит оно себе глубоко и тихо, в компании спокойных, вернее – покойных, людей.

– На кладбище! – выразил догадку Сапсан.

Колода молча кивнул и, встав с камня, спросил:

– Ну что, парни? Рванем по бездорожью за лучшей долей или будем проторенными дорогами до смерти ковылять? Никого не напрягаю, но покумекайте хорошенько. Особенно ты, Игорек. У тебя, как мне Гарик цинканул, делишки швах, а?

– Почему это? – удивился Сапсан.

Старый зэк ехидно поморщился.

– Только бровки домиком строить не надо, – сказал он. – Сколько отсюда до твоего барыги тараканить-то? Верст пятнадцать? А там чифир-колорифир и все свои. И зачем тогда двух зэков противных на картошку тянуть?.. Как считаешь?