О ком плачет Вереск - Ульяна Соболева
Шрифт:
Интервал:
— Любопытная. Как была, так и осталась.
— А ты — зануда и умник. Каким был, таким и остался. Давай показывай, а то скучно с тобой.
— Скучно? — спросил яростно, сдавил мою руку и побежал, потащил меня за собой по заповеднику, вглубь лесопосадки. Ветки по лицу бьют, по рукам, а я бегу, что есть силы. Можно подумать, у меня был выбор не бежать.
Пока не выбежали на берег узкой речки, скорее похожей на темную вьющуюся зигзагами бурлящую ленту. Именно в этом месте Орета больше напоминала ручей. Я запыхалась так, что пришлось опереться на колени, чтобы отдышаться.
— Слабачка.
— Я в узких туфлях…
— Отмазки. Просто слабачка.
Поднялась, все еще тяжело дыша, а он взгляд ниже опустил, к бешено вздымающейся груди, и вся краска к лицу прилила, я даже ощутила, как покалывает кожу.
— Ты решил показать мне достопримечательности Палермо? Я их знаю лучше тебя.
— Ну давай блесни эрудицией.
Наклонился сорвал какую-то травинку и сунул в рот… между своими умопомрачительными полными губами. Такими мягкими на вид. Чувственными. Какие они… если тронуть их пальцами или своими губами?
— Во времена господства на Сицилии арабов река называлась Вади аль-Аббас, о чём сохранилось упоминание в сочинениях арабского географа Ибн-Хаукаля, — я подошла к воде и бросила камушек под таким углом, чтобы он запрыгал, — в котором он рассказывал о своём путешествии по Сицилии в 973 году. Прежнее название реки было возвращено ей между XII и XIV веками.
Резко обернулась, а он сзади стоит. В миллиметрах от меня.
— Ходячая википедия.
— Ты зачем меня сюда притащил, Верзила? Экзамен по истории мне устроить?
— По географии.
Смотреть сверху вниз, и в его жутко-красивых глазах блики от воды пляшут. И мой взгляд то на губы опускается, то снова к глазам возвращается.
— Мне потом из-за экзамена твоего прилетит. Как в прошлый раз. По врачам затаскали.
Он вдруг меня схватил за плечо и сдавил.
— И как?
— Что как?
— Каков бы был вердикт врачей… как и тогда?
— Ты о чем?
Не улыбается. И взгляд стал страшным, как тогда… на заднем дворе его дома… когда Джино пальцы сломал.
— Твой жених, ты с ним… трахалась?
— Чтоооо? — от злости чуть с ума не сошла. Так вот он о чем. — Придурооок!
Наклонилась к воде и плеснула ему в лицо со всех сил.
— Еще раз мне такое скажешь!….
— И что? Если скажу? — мокрый весь, вода по смуглым скулам стекает, капает на воротник рубашки, катится прозрачными дорожками по сильной шее. Сдавил мое плечо с такой силой, что у меня перед глазами потемнело. — Отвечай, когда я спрашиваю! Трахалась?
— Ты…ты больной на голову?
Ударила его по груди кулаками.
— Отойди. Я домой хочу!
— Скажи — да или нет!
— Пошел вон!
Не пропускает, стоит, как стена. Набыченный, злой, мокрый и смотрит на меня, как дикий зверь.
— Не ответишь — утоплю!
— Попробуй! Верзила чокнутый!
Я не ожидала, что он схватит меня за талию и потащит к воде, наклонится вместе со мной. Поскользнется на дне и упадет, роняя меня, придавливая всем телом так, что я вся ушла под воду.
Выдернул за шею наружу.
— Да или нет?
На доли секунд стало страшно, что, и правда, утопит.
— Нет!
И ударила изо всех сил по щеке. А он вдруг схватил меня в охапку и к себе насильно прижал.
— Не выйдешь ни за кого. Я запрещаю!
— Еще чего! — а злость стихает, и я во все глаза смотрю на его губы и снова в глаза. Мокрые волосы упали на лицо, и мне невыносимо хочется их убрать.
Время вдруг остановилось, закружилось вокруг нас застывшими в воздухе каплями воды. Как же бесконечно долго он опускает ко мне свое лицо. Не целует. Нет. Едва касается губами моих губ. А мне так жарко и так страшно. Сердце готово остановиться.
— Вереском пахнешь, — какое горячее у него дыхание. Я глаза закрыла, предвкушая поцелуй, но его не последовало. Только смешок издевательский.
— Ты уснула?
Удивленно распахнула глаза. Лыбится гад. Толкнула в грудь, пытаясь отпихнуть, но он расхохотался.
— Что? Думала, поцелую тебя, шмакодявка?
— Ничего я не думала! Отпусти! Придурок!
Схватил за затылок.
— Еще раз придурком назовешь…пожалеешь!
— И что ты сделаешь?
Когда его губы накрыли мой рот, смяли, жадно, сильно, я застыла… Никто и никогда меня не целовал. Я не знала, что делать… хотелось одновременно и вырваться… и целовать в ответ. Не просто целовать, а кусать его мягкие, сочные губы, терзать их. Делать с ними что-то немыслимое. Отчаянно попыталась отстраниться, хватаясь за рубашку, царапая спину, обманывая себя, что хочу… чтобы отпустил. Но вместо этого я как-то неловко ткнулась губами в его рот, приоткрыла свой и тут же ощутила, как наглый язык скользнул внутрь и сцепился с моим языком. Задохнулась, втягивая его дыхание. Как соль моря, лайм и горький табак.
Вот и все. Больше я себе не принадлежу. Сальва ди Мартелли поставил на мне свое проклятое клеймо. А я позволила.
Отстранился, тяжело дыша. Кажется, он весь дрожит от напряжения, и ладони стискивают мое тело с такой силой, что мне самой тяжело дышать.
А он рывком к себе прижал. Спрятал мое лицо у себя на груди, впился лапой своей огромной мне в волосы.
— Ты ужасно целуешься, малая.
— Научи…, — шепотом, какая-то вся слабая, онемевшая с невесомым телом, с глазами, наполненными каким-то адским блаженством, — поцелуй меня еще раз.
Задрала к нему лицо, и дух перехватило от осознания, что только что мы с ним целовались. Не так пошло и липко, как у него с той белобрысой было. Совсем не так.
— Обойдешься.
Глаза округлились от неожиданности. Захотелось опять его ударить. От бессильной ярости и понимания, насколько я слабая и глупая.
— Ну и ладно. У других попрошу.
— Каких других?
Вот и нет улыбки. Стерлась. И глаза кровью наливаются.
— Просто других. Тебе какая разница?
Внезапно пятерней меня за лицо схватил.
— Запомни, малая, я убью каждого, кто на тебя посмотрит. Каждого, кто до тебя дотронется.
— Чего это? Ты мне никто, чтоб распоряжаться мною!
Попыталась вырваться, но безуспешно.
— Ты делаешь мне больно. Я не пойму, чего ты хочешь? Зачем привел меня сюда?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!