Рок-н-ролл со смертью - Борис Седов

Повернувшись к Томсону, Вайс кивнул, и тот исчез в темноте.

Машу бил озноб. Казалось, со смертью Мартынова из ее жизни была стерта полоса сумасшедших событий, однако сейчас она убеждалась в том, что полоса не стерта, а наоборот, становится все ярче и удивительнее.

Через пять минут спутник Вайса вернулся с двумя мужиками, несшими на плечах лопаты.

– Приплатить бы нужно, хозяин, – заметил один из них, выпуская черенок из руки и поплевывая на ладони. – Господу мне придется отстегнуть малую толику, чтобы тот в мою сторону не смотрел.

От того, что происходило дальше, Маша впала в транс. Томсон вынул портмоне, отсчитал три бумажки по сто долларов, и двое уродов принялись с остервенением… разрывать могилу Мартынова.

Обессиленно опустившись на землю подле чьей-то могилки, она не моргая наблюдала за происходящим и до боли в суставах сжимала кулаки…

Послышался глухой стук лопат по крышке гроба, и она пришла в себя. Где-то в это же время Вайс заговорил на английском, и Маша догадалась, что он разговаривает по спутниковому телефону.

Кряхтя и сопя, двое святотатцев вытянули из ямы гроб и с треском оторвали крышку. Вайсу и Томсону, чтобы не вдыхать миазмы, пришлось чуть отступить назад и прикрыть рты платками.

– Господи, вонь какая! – не выдержал молодой американец.

– А чего ты хотел, паря? – втискивая «беломорину» промеж редких зубов, бросил один из могильщиков. – Душа ушла, говно осталось. Зарывать когда будем?

Преодолевая ужас, Маша поднялась на ноги и подошла к гробу, возле которого на коленях стоял Вайс. Он приблизил широкий экран спутникового телефона к оскалившемуся черепу и теперь сравнивал два изображения: фотографии зубов на экране и тех, что в улыбке оскалил труп.

Маша склонилась над трупом и переместила взгляд с экрана на лицо погребенного.

На присланном Вайсу фото на нижней челюсти слева виднелся мост из золотых зубов. Она хорошо помнила, как поблескивали коронки во рту Андрея, когда тот ей улыбался.

На нижней челюсти трупа сияли безукоризненностью линий белые зубы.

Выпрямившись, Маша попятилась, и шла до тех пор, пока не уперлась спиной в чужую оградку. Тут сознание покинуло ее.

Последнее, что она услышала, был смех Вайса.

– Что с ней делать?

– Отнеси в машину и не спускай с нее глаз, – не раздумывая, приказал Вайс. – Несмотря на обморок, кажется мне, что она врет.

Томсон в сомнении прищурился:

– Но она действительно выключилась.

– Она могла выключиться оттого, что их маленький секрет перестал быть тайной. Мартынов жив, в этом нет никаких сомнений. – Вайс закурил.

Томсон поднял Машу с земли. Идя по узкой тропинке следом за спутником, который нес тело так легко, словно на руках его лежал грудной ребенок, начальник службы безопасности «Хэммет Старс» подключился к линии связи и снова заговорил с секретаршей Малкольма.

– Сондра, в архиве хранится дело Мартенсона. Там вся история его жизни: судимости, связи, привычки, банковские счета. Перешли эту информацию мне на телефон и попроси мистера Малкольма блокировать все счета Мартенсона в связи с его смертью. Если заинтересуется ФБР, пусть босс предоставит агентам письменную просьбу Мартенсона приостановки действия счетов. Такая имеется в архиве.

Через час Вайс получил информацию, рассматривать которую как перспективную было нельзя. В списке ближайших связей Мартынова значился некто Холод, криминальный российский авторитет. Это была единственная связь, но и она морально устарела, поскольку последний контакт с Холодом Мартынов имел пять лет назад. Вторая новость была еще более неприятной, однако содержалось в ней и нечто, что перевешивало все неприятности. Все средства с банковских счетов Мартенсона были переведены на неизвестный счет в неизвестный банк. Однако доверенным лицом Мартенсона, осуществлявшим операции, значился… гражданин России Холод Семен Аристархович.

Есть!

Руки Вайса вспотели, в висках запульсировала кровь.

Есть!

Он нашел адрес Холода. Все сомнения отпали. Русский мафиози жил в ста километрах от Ордынска, в Новосибирске.

– Они проинформировали консульство о смерти гражданина США. – Вайс покривил губы в усмешке. – Мы возвращаемся в Новосибирск, Уилки останется с женщиной. У нас мало времени. Скорее всего, будет кровь. Мы пойдем вдвоем.

«Интересно, – думал он, – какую роль в жизни русского уголовника играет эта женщина? Скорее всего, она напарница. Допрашивать ее сейчас не стоит – все равно правды не скажет. Спрашивать нужно в тот момент, когда ничего, кроме правды, она говорить уже не сможет. Мартенсон слишком умен для того, чтобы связывать себя в России случайными связями. Однако он пойдет на такую связь, если она поможет ему сокрыть эти деньги. Посулил бабе что-то около ста тысяч – „лес рубят – щепки летят“, как говорят у них в России, и она пошла против закона своей страны, потому что по закону таких денег ей не заработать ни при каких обстоятельствах. Всему свой срок», – думал Вайс, наблюдая за тем, как улетают за спину километровые указатели вдоль дороги на Новосибирск…

До той минуты, когда Андрей услышал мягкие шаги по песку, оставалось меньше шести часов.

Старшему следователю РОВД Ордынска Бабушкину не спалось. К пятидесяти усталость и хроническое недосыпание спрессовываются и ложатся на спину тяжким грузом. И теперь не спишь уже не оттого, что нужно бодрствовать, а оттого, что не можешь. Жена не разговаривала с ним уже неделю. Афины, Рим и Венеция, вспыхнувшие яркими картинами в мечтах Галины, так и остались картинами. Как репродукция «Моны Лизы», которая, казалось бы, ничем не отличается от подлинника, да только это все равно не «Мона Лиза», и ты хоть заглядись на нее, все равно это будет взгляд на десятирублевую копию, и ничего больше.

С годами коварство супруга становилось все изощреннее. Он и раньше врал об уходе с работы на пенсию, но делал это как-то мягче, простодушнее, без многообещающих жестов. Сейчас же его поступки стали напоминать действия маньяка, который, предчувствуя поимку и вечный срок, решил реализовать себя по полной программе. Ах, Афины, ты не хотела бы поехать в Афины?.. Я завтра увольняюсь с работы…

Бац! – дать мне полную информацию о перемещениях американца Мартенсона по области!

И где он этой информацией собирается заниматься в свете своих обещаний? В Риме, что ли? На ступенях Колизея?

– Галина, я тебе даю слово – закончу с этим делом, и мы начинаем новую жизнь. Афины, Рим…

Галина натянула на себя одеяло и перевернулась на другой бок. Бабушкин вздохнул и, встав с постели, направился на кухню. Ему сейчас совсем не помешали бы свежий ветерок из форточки, сигарета и чашка чаю. Закурив и кинув пакетик «Липтона» в кипяток, он едва успел сорвать с телефона трубку.