Рок-н-ролл со смертью - Борис Седов

– Метлицкий, слушаю вас…

На работе, значит. Даже спит там. Далеко пойдет. Впрочем, куда уж дальше? В неполные сорок – уже начальник отдела по борьбе с бандитизмом.

– Это Бабушкин. Из Ордынского РОВ Д. Вы помните Мартенсона?

– Допустим, товарищ Бабушкин…

– Ну, когда будете точно уверены в том, что помните, перезвоните, товарищ Метлицкий, – сказал следователь, опустил трубку на рычаги, но руку с аппарата не снял и замер в ожидании.

Когда через минуту прозвучала телефонная трель, он мгновенно поднял трубку:

– Бабушкин, слушаю вас.

– Это Метлицкий. Из Западно-Сибирского РУБОП. Я помню Мартенсона.

Сёма Холод никогда не окружал себя охраной. За восемь лет, прошедшие после лагерей, он привык к роли человека «в законе», в чьи обязанности входит следить за порядком в регионе и придерживать не в меру активных представителей молодого поколения. Его имя хотя и не было притчей во языцах и фигурировало лишь в сводках РУБОП, но даже рядовому обывателю в Новосибирске было известно, что есть в городе некто Холод, который, оставаясь неузнанным, как Будда, управляет всеми жизненными процессами. По этой причине к нему и относились, как к Будде: ни разу не видев его в лицо, половина горожан твердила, что Холода пора сажать, вторая утверждала, что побольше бы таких, и мы выкарабкаемся.

И то и другое прибавляло Холоду авторитета, делая неприступным и недосягаемым – был бы досягаем, давно бы уже сидел.

Дом авторитета располагался за городской чертой, на территории бывших обкомовских дач. Милиция без нужды нос туда не совала, предлагая сильным мира сего разбираться со своими проблемами самостоятельно. Благо убийства там случались чрезвычайно редко. Обкомовские дачи в Новосибирске – некое подобие Рублевского шоссе в Москве. Все «бабло» этих двух городов стекалось в два выше упомянутых канала, откуда средства перераспределялись в соответствии с толкованием современного бизнеса жителями этих мест.

Отморозки и уличные сявки на обкомовские дачи не лезли, и если кражи и случались, то исполнителями их были, как правило, залетные гастролеры, не отдающие себе отчета в том, куда лезут и кого обносят. Их, как правило, находили в течение нескольких часов, поэтому похищенное не успевало реализовываться.

Нет сомнений в том, что кое-кто из живущих на обкомовских дачах невероятно мешал либо соседям, либо живущим за пределами элитного домостроения. В России мир успешных бизнесменов, мир политиков и мир криминала уживаются прекрасно, как уживается акула с рыбами-прилипалами, причем совершенно непонятно, кто именно является прилипалой.

Как бы то ни было, на обкомовских дачах люди жили мирно и привыкли к тишине и спокойствию. Максимум, что позволял себе Холод, это держать двоих охранников в доме на первом этаже да сторожа из числа вольнонаемных в домике у ворот. Жил Холод просто, помня о главных правилах «законника» – не жиреть, не окружать себя роскошью, быть готовым к работе в любой момент. Кандидатур своих, как принято сейчас у обкурков, возомнивших себя «в законе», на выборы не выставлял, политики сторонился, понятия соблюдал, а потому, наверное, и был жив до сих пор, если бы не…

За восемь лет житья-бытья в доме на территории обкомовских дач лишь однажды через забор перелез бродяга, чтобы украсть что-то, а что именно по причине сильного алкогольного опьянения он даже не смог описать по задержанию. Холод дал ему денег, отпустил и попросил больше не появляться. И больше никогда и никто здесь не появлялся.

А потому охранники «законника» невероятно удивились, когда увидели двух мужчин, входящих в огромную прихожую. Охранники еще минуту назад сидели и смотрели по кабельному комедию, а сейчас вынуждены были в недоумении встать, соображая попутно, как эти двое в дорогом прикиде могли миновать сторожа и тихо открыть входную дверь.

– Я не понял… – начал один из крепышей, но в тот же момент дернулся всем телом и отшатнулся к стене. На груди у него в районе сердца мгновенно образовалось красное пятнышко, которое увеличивалось в размерах с каждой секундой.

И только после того, как напарник дернулся, второй услышал хлопок, напоминающий удар палкой по подушке, только слабее.

Размазывая кровь по каминному мраморному выступу, крепыш сполз и остался лежать в позе, необычной для живого человека и естественной для мертвого. Всем своим видом – и бестолковым взглядом, и полуоткрытым ртом, и выгнутой шеей он подтверждал мысль о том, что смерть бывает достойной, нелепой, какой угодно, но красивой – никогда.

– Если вы деловые, – повернув к гостям побледневшее лицо, прохрипел второй охранник, – то должны понимать, в чьем доме гадите.

– Где хозяин? – спросил гость помоложе.

Рассмотрев синие «перстни» на пальцах, сжимающих «вальтер» с глушителем, охранник дернул щекой, и по лицу его пошла краска.

– Сучара… И ты, «баклан» [8] и петух, заходишь в дом «законника» с железом и палишь в его людей?..

Бросив мимолетный взгляд на Вайса, Томсон нажал на спуск. Когда охранник рухнул на пол, подошел и дважды выстрелил ему в спину. Подумав, четвертым выстрелом разбил ему затылок.

– Он сказал, где Холод? – усомнился в необходимости такого расстрела Вайс.

– Он сказал, что ничего не скажет, – бросил Томсон. – Но он нам и не нужен. Если эти двое были в доме, значит, было кого сторожить. Холод здесь, его нужно просто найти.

– Что он тебе сказал? – уточнил Вайс. – Мне показалось, что ему не понравились твои руки.

– Кому понравится рука, сжимающая пистолет? Сёма Холод сидел на третьем этаже своего дома, в кабинете, стены которого до потолка были заставлены детективами всех мастей от Агаты Кристи до российских фантазеров, и разговаривал по телефону. Когда дверь открылась и он увидел то, что увидеть никак не ожидал, старинный друг Мартынова аккуратно положил трубку на стол.

– Мы прибыли слишком издалека, чтобы тратить время на представления, – сказал Томилин. – Нам нужен Холод.

– Это очень интересно, – раздумывая, чем сейчас занимается охрана, произнес Сёма. – Вы прибыли издалека, из сотен тысяч домов в Новосибирске выбрали именно этот и, войдя, спросили меня, Холода, как вам найти Холода. Это очень интересно. Главное, правдоподобно. Может сложиться впечатление, что вы зашли случайно. Ну, что ж… Я Холод. Дальше что?

Тот, которому на вид было около тридцати или чуть больше, вытянул вперед правую руку, и Сёма сначала почувствовал удар, откинувший его ногу под кресло, потом приглушенный хлопок, а уже после – чудовищную боль, молнией пронзившую его мозг.

– Черт… – беззвучно вскрикнул он, шевеля бескровными губами. Вывалившись из кожаного офисного кресла и упав на спину, он посмотрел на ногу и ужаснулся – из голени торчал острый, как шило, осколок раздробленной кости. Приступила тошнота, в глазах вспыхнули фиолетовые фонари… – Черт…