Смерть может танцевать 5 - Макс Вальтер

Примерно через час стюард выкатил тележку, от которой исходил просто умопомрачительный аромат. В последний раз я ел здесь же, когда рейс вёз меня на Антарктиду и с того момента прошло уже часов восемь.

Поблагодарив парня, чьим именем так же не удосужился поинтересоваться, я накинулся на еду. Салат из свежих овощей исчез во мне за пару минут, после чего я приступил к поглощению супа. А когда и с ним было покончено, стюард принёс здоровенную отбивную с тушёными овощами на гарнир.

Когда и она исчезла в моём животе, я даже испугался. Всё же порции были очень приличных размеров. Однако никакой тяжести я не почувствовал, хотя сытость наступила. А вместе с ней навалилось желание вздремнуть. И раз уж делать всё равно больше нечего, я привёл кресло в горизонтальное положение, и даже не заметил, как провалился в сон.

Я стоял посреди удивительного города. Вокруг суетились люди, они спешили по своим делам и не обращали внимания на молодого паренька, который, раскрыв рот, рассматривал окружающую архитектуру. А там было на чём заострить внимание.

Каждая деталь, каждый кирпичик, всё подогнано с невероятной педантичностью. Ничего лишнего и в то же время всё в орнаментах, узорах, исполненных искусной резьбой по камню.

Площадь вымощена, а за спиной расположилась башня, на которой находились странного вида часы. Нет, они походили на известные мне, вот только стрелка всего одна. Циферблат был поделён на четыре равные части, а цифры на нём исполнены дробью.

Странно, но я понимал, что сейчас середина третьей четверти, утро, но тем не менее я уже куда-то сильно опаздываю.

Гул толпы нарастал, давил на уши, постепенно становясь всё громче, заполняя собой пространство, а я не понимал, откуда он исходит. Отчего стал оглядываться, прислушиваться и присматриваться. Я крутился вокруг себя, силясь опознать источник шума, а на периферии зрения что-то постоянно менялось. Мне хотелось поймать это, получше рассмотреть. Горд замелькал перед глазами, будто я нахожусь на карусели, которую кто-то вращает с бешеной скоростью, как вдруг ощутил песок под ногами.

Теперь куда ни посмотри, до самых небес поднимались трибуны, до отказа заполненные людьми. Все они, как один, синхронно скандировали: «Без-ли-кий! Без-ли-кий! Без-ли-кий!»

В стенах под трибунами загремели решётки, поднимаясь, с металлическим лязгом и через открытые проходы на арену начали вытягиваться воины. Не один и не два и даже не сотня – их были тысячи.

Они тут же выстраивались в ровные шеренги, руки сжимают короткие мечи и круглые щиты. Их лица угрюмы, будто напротив них не одинокий воин, но целая армия.

Как только построение закончилось, ряды в пару движений расступились, образовав ровный коридор, и я увидел, насколько большое войско собралось здесь. Но как они смогли уместиться на арене?

Вот только стоило мне бросить взгляд в сторону, никаких трибун я не увидел, лишь ровная степь от горизонта до горизонта. А позади, не менее ровными рядами стояло точно такое же войско, вот только я откуда-то знал, что оно состоит из моих людей.

Кто-то взял меня за руку, отчего я тут же вздрогнул. Это была девочка, лет пяти, чумазая, в каких-то лохмотьях. Она смотрела на меня влюблёнными глазами, и этот взгляд не мог принадлежать ребёнку. А она им уже и не была.

Стройная, крепкая фигура, затянутая в кожаный доспех. Светлые волосы заплетены в косу, которая спадает до самой поясницы. Лема, я помню. Её звали Лема, и мы любили друг друга, но это было так давно…

Внезапно её взгляд померк, сделался тусклым, а на лбу появилась маленькая красная точка, словно от пули. А это и была пуля, и выпустил её ублюдок, что сейчас стоял предо мной.

В его вытянутой руке странного вида оружие, похожее на пистолет, но конструкция и модель мне незнакомы. Хотя, стоп… Я знаю его, в смысле этого парня, что нагло ухмыляется мне в лицо. Ненависть захлестнула меня, застелила глаза кровавой пеленой.

Или это что-то другое? Боль. Да, эта режущая, не позволяющая сделать вдох, потому как что-то мешает в лёгких. А на меня уже смотрит другой человек, и его я тоже знаю. Ещё минуту назад он был моим другом, а сейчас вонзает кинжалы мне в руки. На его лице надменная улыбка, он что-то говорит. За что он меня так ненавидит?!

Глаза закрываются, нет больше сил удерживать веки, жизнь покидает моё тело.

Но что это? Чей это голос так сладко поёт? И почему от него уходит вся боль? Как же хочется спать, но я просто обязан увидеть ту, кому он принадлежит.

Лия? При чём здесь госпожа Лия? Но как же она прекрасна в роли матери. Стоп! Но ведь она и есть моя… Нет, не может этого быть!

И вот я уже сам смотрю в глаза малышу. Вокруг разруха, грязь, нищета, мрачное небо над головой и постоянное, тянущее чувство голода в животе. А ведь я правлю этой страной, точнее, правил. Ещё вчера моя задница сидела на троне, а сегодня я был вынужден бежать.

Власть утеряна, голодным людям не объяснить, что виновата природа. Они просто увидели врага во власти, обвинили меня во всех своих несчастьях и подняли бунт. Неуправляемая масса, которую не в состоянии сдержать даже самая мощная армия. Хотя о какой мощи могла идти речь, если воины тоже едва волочили ноги от голода.

Холодный климат, грязь, зловонные трупы, что устлали улицы и как следствие болезни. Эпидемия унесла даже больше жизней, чем голод и нескончаемые войны. А люди бились везде и со всеми, в попытке отжать у соседа хоть какой кусок пищи.

А вот я склоняюсь над телом отца. Мне десять и за спиной нет ничего, на бёдрах какое-то рваное тряпьё, а вокруг грозные лица солдат. Это они убили его, а теперь собираются сделать то же самое со мной. Но страха нет, ярость переполняет меня.

И я несу эту ярость сквозь время, она питает моё сердце, волю к жизни и победе. За моей спиной войско и каждый из них готов отдать за меня жизнь. А впереди тот самый дом, в котором я вырос. Из него выгнали нашу семью, а человек, убивший мою мать, занимает трон, что принадлежит мне по праву рождения.

Но стоило мне пришпорить коня, ринуться в бой, как вдруг рядом что-то взорвалось. Но как? Ведь в мире ещё нет ничего подобного, лишь меч и копьё, резвый конь и отвага позволяют одержать победу.

Вот только мои руки сжимают что-то другое, странное, непонятное и невиданное прежде. «Мушкет», внезапно подсказала память. А кругом царит хаос и смерть, на поле со свистом рвутся снаряды. Шрапнель косит людей, словно отточенная сталь траву по росе, отрывает ноги, руки, выпускает кишки. Зловонный запах витает над полем и даже сгоревший порох не в состоянии его перекрыть.

Что за лязг и грохот позади? И стоило лишь обернуться, как люди с мушкетами исчезли, их место заняла более знакомая и понятная форма одежды. Даже оружие приобрело относительно современные формы. Уж ППШ в нашей стране узнает каждый пацан, как и танк со знакомыми очертаниями красной звезды на башне.

Крик «Ура!» врывается в уши, а в груди снова клокочет ярость. Мы дружной толпой стремимся на врага, который не выдержал, дрогнул. А грязь под ногами становится суше, обращается в песок и камни.