Мумия из Бютт-о-Кай - Клод Изнер

«Только бы Шарло не заблудился», — подумал Жан-Пьер. Он отправил к Бренголо старшего сына своей соседки мадам Люсетт. Она работала на обувной фабрике обметчицей и у нее было трое детей. Хотя двенадцатилетний Шарло уже подрабатывал резчиком кожи, им никак не удавалось свести концы с концами. А мсье Люсетт почти не выходил из тюрьмы. В последний раз его посадили за то, что, не уплатив налог, он занимался продажей шнурков и ремешков для туфель. Обвинение гласило: нарушение правил торговли и оскорбление представителей закона, приговор — четыре месяца заключения в Пуасси. В семейном бюджете мадам Люсетт вновь образовалась брешь. Жан Пьер Верберен знал, каково им приходится, и платил Шарло за мелкие услуги.

Бренголо очнулся: все вокруг было как в тумане. Теперь, он лежал на спине, потому что перед глазами у него были листья какого-то кустарника. Пахло анисом. Где-то далеко бил колокол. Бренголо почувствовал, что озяб. Вдруг послышался шепот. Медленно, с большим трудом он повернул голову и только тогда осознал, в какой странной позе лежит: одна нога подтянута почти к самому подбородку, левая рука вывернута за спину. Он попытался пошевелиться, и его пронзила такая резкая боль, что в глазах потемнело. Что произошло? Где он? В висках пульсировало. Бренголо увидел светлое прямоугольное пятно примерно в метре от лица. Книга? Он начал осторожно раскачиваться, пытаясь высвободить руку. Наконец его ладонь, испачканная липкой горячей жидкостью, струившейся из рукава, легла на страницу. Голова у него кружилась, мысли путались. Невероятным усилием ему удалось заткнуть книгу за пояс. Перед тем как потерять сознание он увидел протянутые к нему руки. И почувствовал, что словно вырывался из собственного тела и плывет среди яркого света… Ему снова было двадцать, он шел по лугу… Луиза… Она говорит: «Посмотри на небо! Какая красота!» Она права. Это огромное поле пшеницы, усыпанное маками, действительно великолепно. Вон там, совсем рядом, у реки, показалась фигура с голубым нимбом над головой… Это Луиза, и она идет ему навстречу.

Человек бросил неподвижное тело Бренголо на опавшие листья, насвистывая, наклонился и прижал два пальца к сонной артерии. Никаких признаков жизни. Этот пронырливый оборванец никому больше не доставит проблем.

13 сентября

Мишлен Баллю решительно взялась за дверной молоток семейного пансиона, где жил Альфонс: они с кузеном больше не пойдут на прогулку ни в промышленный район, ни на кладбище, ни тем более в музей. Зато она охотно согласится пройтись вдоль витрин «Самаритена»,[31]где среди новинок осенне-зимнего сезона приглядела себе чудесное платье из мохера песочного оттенка и без пышных рукавов — в модном стиле а-ля рюс.

В дверях появилась Катрин, при виде мадам Баллю любезная улыбка на лице служанки сменилась выражением крайней досады. «Опять пришла эта зануда», — думала Катрин, провожая посетительницу к кабинету хозяйки.

Мадам Арманда Симоне гадала на картах. Ее преследовал бубновый король, и она подозревала, что это учитель Фендорж.

— Здравствуйте, мадам, я пришла к Альфонсу.

Мадам Симоне ответила легким кивком.

— К сожалению, мсье Баллю не появлялся тут со вчерашнего дня. Мне хорошо известно, что он ведет беспутную жизнь, но до сих пор в таких случаях он меня предупреждал. Впрочем, я о нем не беспокоюсь, он наверняка у некоей Люси Гремий, парикмахерши с улицы Антрепренер.

Мишлен Баллю от возмущения чуть не выронила сумочку.

— Это переходит все границы! Мы с мсье Баллю должны были вчера ехать в Руан, я откладывала деньги на это путешествие с самого Рождества! Билет третьего класса, к вашему сведению, стоит целых двенадцать франков! Но кузен позвонил мне в книжную лавку «Эльзевир» и сказал, что все отменяется. Я расстроилась, но он обещал мне взамен прогулку по Парижу. Я пришла, а его нет!

— В котором часу он звонил?

— Было почти десять, я уже готова была отправиться на вокзал Сен-Лазар. Мы бы вернулись только после полуночи, но зато какое бы получили удовольствие…

— За ним пришла женщина.

— Какая? Парикмахерша? Ну, он у меня получит!

— Нет, та, что приходила вчера, мне не знакома. Но мсье Баллю вел себя с ней как со старинной приятельницей.

— Опишите ее! — потребовала консьержка.

Арманда Симоне не привыкла, чтобы с ней разговаривали в таком тоне. Она нарочно выдержала долгую паузу, поправила кочергой поленья в камине и только потом соизволила ответить:

— Среднего роста, волосы наверняка крашеные, терпеть не могу этот вульгарный золотисто-каштановый цвет! Совершенно заурядное лицо.

— Ее имя?

— Что-то вроде Пийош… Черт! Не могу вспомнить… Амандина, Альбертина… Судя по всему, она занимается торговлей, мне сказали об этом мадам и мсье Дюссо, они видели мсье Баллю и его спутницу, когда выходили из дома. Надо думать, товар у этой торговки привлекательнее, чем ее внешность. Никогда бы не поверила, что такой видный мужчина, как мсье Баллю, мог ею увлечься. Хотя, если поразмыслить, парикмахерша, у которой он торчит по воскресеньям… Кстати, вы не задумывались, почему он перенес ваши прогулки на будние дни?.. Так вот, эта Люси тоже довольно вульгарна…

— Альбертина Пийош… Или может, Александрина Пийот? — воскликнула Мишлен Баллю.

— Да, кажется, так. Значит, вы ее знаете?

Но вопрос мадам Симоне повис в воздухе — Мишлен Баллю выбежала вон, мысленно проклиная Виктора Легри. Ведь именно он познакомил ее дорогого кузена с этой отвратительной торговкой!

— Если Альфонс с ней крутит, я ему устрою, этому мсье Легри! — проворчала консьержка.

14 сентября

Морис Ломье трижды прошелся по двору, собираясь с духом, и уже занес руку, чтобы постучать, но передумал. После того как в 1894 году Виктор Легри оказал ему серьезную услугу, их отношения были вполне сносными, но Ломье не мог забыть Виктору, что тот когда-то отнял у него прекрасную Таша.

«Он чертовски ловко проводит свои расследования и самоотверженно искал в свое время Лулу,[32]но при этом слишком самодоволен. Фотограф-дилетант, который строит из себя мастера! И все же он, наверное, единственный, кто согласится одолжить мне денег. Так что долой сомнения!» — решился Ломье и постучал.

Вышла Таша, одетая по-домашнему просто: в легкую длинную блузу, из-под которой виднелась нижняя юбка, с распущенными волосами — и Ломье отметил про себя, что в такой одежде она еще краше.

— Морис! Какой сюрприз! Вы к Виктору? Он бреется, сейчас я его позову… — Она хотела направиться в ванную, но художник сжал ее локоть.