Юность полководца - Василий Ян

– Чего смеешься? Что я, ума решился? Да разве слыхано, чтобы коня дарили за то, что дорогу человек указал? Я, кажись, не сосунок. Знаю, только в сказке такие даровья даются.

– Что я обещал, то и сделаю. Хочешь, пойдем к здешнему попу, и у него я сегодня же для тебя коня оставлю.

– Ишь ты! А конь не порченый?

– Самый первейший конь. Вон он стоит. Видишь?

Сицкарь вскочил, подбежал к коню, осмотрел его, заглянул в зубы, поднял и ноги, и хвост. Потом стал хихикать:

– И взаправду это будет мой конь? Ни у меня, ни у моего батьки и деда такого коня отроду не бывало! Да я за такого коня не только через бобровник тебя проведу, но и к самому черту и лешему в медвежью берлогу доставлю и оттуда обратно живым приведу!

В путь отправились вчетвером: впереди охотник Фомка, за ним Александр, далее дружинник Гаврила Олексич и ловчий Яша Полочанин, знавший хорошо кипчакский и другие языки кочевников Дикого поля.

Они шли один за другим на лыжах, стараясь держаться след в след. Сицкарь шел медленно и осторожно, помогая себе двумя длинными тонкими палками. Александр старался придерживаться колеи, оставляемой Фомкой, следя за ним и подражая ему во всех его движениях. Кругом тянулся редкий еловый лес, какой бывает обыкновенно на болотах. Молодые елки часто стояли покосившись, и в таких местах Фомка был особенно осторожен: прежде чем передвинуть лыжу, прощупывал снег. Александр знал, что покосившаяся елка означает, что твердая почва под ней неглубока и корням не за что уцепиться. Деревца постарше часто были засохшими и закутанными седой паутиной.

Около полудня Фомка вдруг остановился, потом присел и, осторожно придвинувшись к елке, припал за нею. Рукой он указывал, чтобы и остальные опустились на снег.

Лес был редкий. Везде поляны чередовались с группами деревьев, образовавших островки. Поляны были самыми страшными местами – там находились болотные «окна» с черной лужей, «глазком», посредине. Над лужами клубился пар. Александр уже не рад был, что отправился на эти поиски, но сицкарь до сих пор шел с такой уверенностью, что княжич всецело полагался на него. Теперь, опустившись на колени и на руки, Александр почувствовал, как под замерзшей почвой и тонким льдом колышется топь.

Сицкарь указал рукой вперед. Привычным взглядом охотника Александр тотчас различил далеко впереди, около островков молодых елей, несколько темных точек. Сицкарь утвердительно кивал головой. Александр подполз ближе.

– Татары! – шепнул Фомка.

Жадно всматривался Александр, но враги были слишком далеко. Видно было только, что какие-то люди шевелились, размахивали руками. На них были длинные одежды, за спиною – луки, в руках – короткие копья. Они медленно приближались, с трудом вытягивая ноги из глубокого снега.

– А можно пройти дальше?

– Можно дальше по этой хребтовине, – ответил сицкарь и, пригнувшись, пополз через ельник в сторону.

Из куста метнулся небольшой пушистый рыжий зверек. Он бросился в одну сторону, потом, испугавшись, метнулся в другую, взбивая снег и наполовину зарываясь в нем.

– Куница! – заметил сицкарь. – Здесь я хорошо знаю дорогу: хребтовина сухая и прочная.

Сделав полукруг, приблизились к татарам. Теперь они были уже ясно видны: несколько пеших, остальные конные. Сицкарь сказал:

– Татары идут из Торопца на Новгород главным торговым путем. Только далеко не уйдут: в болоте утонут. Вода разлилась, и каждый день прибывает. Впереди, видишь, высокий крест, и подле него часовня. Там всегда молятся купцы и другие путники, когда им нужно перейти болото.

– А можно ли к ней пройти, к часовне?

– Не-е!.. – безнадежно махнул рукой Фомка. – Все мы тут утопнем, ежели прямо пойдем.

Александр заметил, как из толпы татар выбежал один, направился к одинокой сосне и быстро, как кошка, вскарабкался наверх. Он что-то кричал, а сосна стала наклоняться и рухнула. Татарин, пробив снег, оказался в воде.

Татары заметались, забегали. Один, на коне, поскакал к тонувшему и тотчас же провалился с конем в болото. Несколько татар бросились на помощь, метнули арканы и потащили всадника к себе. Конь и татарин, отчаянно барахтаясь, скрылись в черной луже, которая все расширялась.

– А нас не затянет? – спросил Александр.

– Не-е! Я эти места знаю. Тут и на коне можно проехать, только зимой, в лютый мороз.

– А можешь ли ты еще ближе подползти к татарам?

– Почему не можно? Все можно. Ежели обойти этой гривой мимо Игнач-Креста, а там обогнуть еще большую лужу, то можно выйти на большак, на дорогу к Торопцу.

Они снова двинулись вперед: делая широкий обход, пробрались через рощицы и наконец приблизились к тому месту, которое сицкарь назвал большаком. Только такой опытный охотник, как Фомка, мог здесь находить тропы среди занесенных густым снегом полян. Но ведь охотники имеют всюду свои затесы и приметы, которые помогают им не заблудиться.

Миновав чахлую рощицу, путники вдруг оказались лицом к лицу с татарами. Их было человек десять, на конях – небольших, мохнатых, с длинными гривами[35].

Передние татары, видимо, были крайне удивлены, а может быть, испуганы, так как выхватили из колчанов луки и наставили длинные стрелы. Послышался крик:

– Эй вы, охотнички удалые! Подьте-ка сюда, к нам!

Кричал это, видимо, человек русский, а не татарин: у него была широкая черная, как смоль, борода, на голове меховая шапка и одежда русского покроя.

– А вы что тут потеряли? Куда путь держите? – ответил Александр.

– Мы люди торговые, нас не бойтесь! – продолжал чернобородый всадник. – Мы хотим проехать до Новгорода: добра купить, свое продать. Подойдите сюда, к нам поближе! В убытке не останетесь!

– Зря зовете: нам и здесь неплохо! – ответил Александр.

– А далеко ли еще до Новгорода?

– Верст сто будет[36]. А вам и в сто лет до него не добраться. На торговых людей вы что-то не похожи: с мечами да копьями торговать не ездят. Не передовой ли вы отряд войска татарского, лютого зверюги Батыги? Не покорять ли Новгород он собрался?

– А ждут ли его там?

– Был бы он для нас гость желанный, то ему и пирогов, и блинов мы бы напекли и песни на гулянках спели. А только слышали мы, что царь Батыга татарский везет нам щедрые дары: петлю на шею, и дымные пожарища, и неволю для наших жен и детей. Вот и придется его встречать честь честью: мечами и топорами. А брагой мы его такой хмельной угостим, что он как ляжет, так больше никогда и не встанет.