Крымская война - Алексей Трубецкой

«Черный орел» отдал швартовы, и его величество послал с палубы судна прощальный привет английским берегам. Корабль спустился по Темзе и взял курс на восток.

Ее назвали «самой странной и ненужной войной».

Но сколь бы странной ни была эта война, еще более странными представляются причины, которые к ней привели. Тьер, некогда занимавший пост президента Франции, считал, что то была война за возможность «дать нескольким монахам ключ от пещеры». Мысль простая, но не лишенная основания. «Крымская война, — утверждает английский историк профессор Дж. Б. Хендерсон, — стала результатом пассивности дипломатов и некомпетентности правительств». Трудно не согласиться с профессором. «Крымская война и ее причины, — сухо замечает Энгельс, — это колоссальная комедия ошибок, в ходе которой в каждый момент задается вопрос: „Кого надувают на этот раз?“». Надувательство — вот что это было. Так кто же тому виной?

Существует пять dramatis personae[38], на плечи которых можно по справедливости возложить вину за крымскую трагедию.

Наполеон III — стремясь превзойти своего знаменитого дядю, он оказался «слишком мелкой фигурой для великих дел, которые вознамерился совершить».

Честолюбивый Николай I — следуя тысячелетней традиции своих предшественников, царь устремил алчный взор на Константинополь, жемчужину рассыпающейся Оттоманской империи. (Следует заметить, что оба императора не шли ни на какие уступки, а их взаимная неприязнь граничила с ненавистью.)

Напыщенный, чванливый и задиристый князь Меншиков[39], посол русского царя для специальных поручений, — он был направлен в Константинополь, чтобы разобраться с «этими жалкими турками», и, прибыв в Порту накануне войны, просто излучал оскорбительное высокомерие. (Несколькими годами ранее несчастливый выстрел турка лишил князя мужского достоинства.)

Стратфорд Каннинг, твердокаменный посол ее величества королевы Британии в Константинополе, — этот господин привык бесконтрольно использовать свою власть и влияние, не допуская вопросов даже со стороны собственного министерства иностранных дел.

И наконец, воинственный лорд Пальмерстон, властный и волевой политик в слабом коалиционном кабинете министров, — не испытывая доверия к России, он полагал важнейшей задачей поддерживать силу Турции.

Казалось, что эта война возникла случайно в результате серии незначительных и не связанных друг с другом событий, которые постепенно и неумолимо толкали великие державы к столкновению. «Похоже, здесь действует некая роковая сила», — с сожалением говорил Абердин. Сначала во Франции взошел на трон Наполеон III, и ему понадобилось во что бы то ни стало укрепить свое шаткое положение. «Наполеон, — заметил Бисмарк, — смутно понимал, что ему необходима война», ибо только война могла возвеличить новую империю и утолить тщеславие нации. (Она же могла стереть пятно бесславного отступления из России его дяди в 1812 году.) Затем в Англии у руля оказалось вздорное, но лишенное силы коалиционное правительство — и это в год, когда страна втягивалась в войну. В Австрии император Франц-Иосиф, которого Николай называл своим «братом, сыном и близким другом», заколебался, обманул ожидания России и заставил царя необдуманно свернуть на путь, ведущий к конфликту.

В 1848 году венгры поднялись против власти Габсбургов. Это восстание было безжалостно подавлено — в значительной степени благодаря военной помощи, оказанной Австрии Николаем, — в результате чего тысячи венгров бежали в Турцию. И, как мы увидим, это развитие событий нанесло сокрушительный удар по столь важному для царя союзу с Лондоном.

Бегство венгров да тот самый «ключ от пещеры», который следовало дать монахам, — вот два решающих повода к созданию предвоенной ситуации. Однако в основе неуклонного движения к войне лежали расхождение интересов и честолюбие нежелающих идти на уступки правителей — прежде всего Наполеона III и Николая I — в сочетании со скверной дипломатией. В ткань этого процесса вплетались и другие нити, а именно торговые и экономические выгоды.

За десятилетия, предшествовавшие визиту русского императора в Лондон, и в годы, непосредственно следовавшие за этим визитом, Россия вступила в период индустриализации и стала развиваться настолько стремительно, что составила серьезную конкуренцию Англии в экономическом отношении. Так, за двадцать лет (с 1825 по 1845 год) импорт различных машин и оборудования в Россию увеличился почти в тридцать раз, а количество фабричных рабочих более чем удвоилось, как и число промышленных компаний. С распространением прядильных машин периодического действия открылось множество текстильных фабрик и импорт хлопка-сырца вырос на 280 процентов. Пароходное сообщение, железные дороги и дорожная сеть улучшенного качества соединили между собой развивающиеся промышленные центры. Банкам и страховым компаниям были дарованы льготы, и министру финансов удалось стабилизировать курс рубля. Процветала торговля с Кавказом, а экспансия империи в Азию сопровождалась установлением торговых связей с Китаем. К 1840 году был наконец достигнут активный торговый баланс с этой страной, а еще через семь лет отношение российского экспорта к импорту в торговых операциях с Китаем составило 12:7.

Внедрение помещиками новых методов и оборудования привело к впечатляющим успехам в росте продуктивности сельского хозяйства. Если в 1825 году в России было 7 заводов по переработке сахарной свеклы, то в 1853 году их число выросло до 380. Производство вина за двадцать лет утроилось, производство картофеля за десять лет возросло в 4 раза. Но самым заметным и важным в тот период был рост производства и экспорта зерна. С 1832 по 1840 год объем экспорта российского зерна ежегодно возрастал на 56 процентов. Самые крупные партии вывозились из южных областей России через черноморские порты. В 1845 году из этих портов было сделано 2222 рейса с грузом зерна, а за два последующих года количество таких рейсов достигло 4231. В российских черноморских портах всегда можно было видеть флаги турецких, французских, британских, австрийских, тосканских и сардинских судов. При этом важно отметить, что суда эти плыли с грузом через Босфор, мимо Константинополя и далее через Дарданеллы.

Связь с закавказскими территориями России осуществлялась по суше и морю. Сухопутные маршруты вели в Турцию, Польшу, Финляндию, Молдавию, Персию, Сибирь и Китай. Порты Балтийского и Белого морей, хотя и закрытые льдами долгие зимние месяцы, тем не менее обеспечивали в сумме больший грузооборот, чем черноморские порты.

В первые десятилетия XIX века Британия была самым крупным торговым партнером России. Так, в 1832 году доля Англии в экспорте России достигала 73 процентов, а доля России в английском экспорте составляла 41 процент. Машины и промышленные товары из Британии обменивались на деготь, пеньку, железо, медь, лен и зерно (в первую очередь пшеницу).