Крымская война - Алексей Трубецкой

По мере роста промышленного производства в России в течение 40-х и 50-х годов ее торговые связи с соседними странами усиливались, а некогда гигантский объем товарооборота с Британией стал уменьшаться. Сырье теперь требовалось для внутреннего рынка, и экспортные цены были повышены, что было весьма невыгодно для британской стороны и также привело к сокращению закупок из России. После 1840 года русская текстильная промышленность стала соперничать с английской: не только сами русские предпочитали покупать свою продукцию, но российские ткани вышли на зарубежные рынки. Уже в 1841 году британский посланник в Санкт-Петербурге лорд Блумфилд писал в Лондон: «Главной целью системы запретительных мер и защиты собственных производителей в России является заставить Англию снизить цены на свои товары, поставляемые на Восток. До сих пор, возможно, русским это не удавалось… но им свойственно упорство, и по мере продвижения Российской империи к цивилизации и улучшения дел с транспортом близость России к этим странам может оказать пагубное воздействие на британскую торговлю». Быстро развивающаяся российская торговля уже превратилась в реальную опасность, и можно было ожидать, что близок день, когда Российская империя станет угрожать интересам Англии в Индии и вообще на Востоке.

Стремительный экономический рост России в этот период сопровождался пусть и менее впечатляющими, но также заметными успехами в экономике Турции. Предприятия Оттоманской империи производили все большее количество промышленных товаров, успешно развивалось и сельское хозяйство — особенно в европейских провинциях. Британия не оставляла без внимания возможности Турции как торгового партнера. Еще в 1833 году Пальмерстон послал своего специального представителя Дэвида Уркварта[40] в Константинополь с тайным поручением собрать сведения о степени экономического развития Оттоманской империи и в особенности о перспективах торговли.

Уркварт с энтузиазмом сообщал в Лондон о «неисчерпаемых богатствах этой империи» и в высшей степени благоприятных возможностях для торговли. По мнению Уркварта, из-за недавних конфликтов с Францией в Египте турки не могут полагаться на французов. Что касается России, то исторически она находится в недружественных отношениях с султаном и у последнего есть все основания для тревоги по поводу растущего влияния русского царя в Порте. В то же время Британия не только находится вне подозрений, но и обладает мощным военным флотом, который, в случае конфликта с Россией, можно с пользой для дела предоставить султану. Посланник Пальмерстона пришел к заключению, что установление прочных экономических и политических связей с султаном будет как нельзя лучше соответствовать интересам ее величества. Кроме того Уркварт отметил, что почти все товары, импортируемые из России, доступны и в Турции. Более того, усилив британское влияние в Оттоманской империи, можно значительно проще сдержать осуществление российских планов в Турции, Персии, Индии и других восточных странах. Рекомендации Уркварта были приняты и положены в основу британской политики в отношении Порты на протяжении следующих двадцати лет.

В 1838 году было подписано англо-турецкое торговое соглашение, по которому Британия получила значительное преимущество по тарифам по сравнению с другими странами. Товарооборот между Англией и Турцией вырос невероятно. В обмен на промышленные товары Турция экспортировала в Англию зерно. Если в 1838 году экспорт этого товара был близок к нулю, то в 1842 году он достиг 988 000 бушелей[41], а в 1852-м— 15 млн. бушелей. Британский агент в Константинополе полковник Роуз предостерегал лорда Кларендона[42], что распад Турции станет «сигналом наступающего краха британской торговли и, шире, британских интересов».

Итак, в то время, как торговые отношения Англии с Россией переживали не лучшие времена, эти отношения с Турцией, напротив, становились теснее. К 1849 году посол Стратфорд Каннинг почувствовал, что наступил благоприятный момент для заключения договора о союзе с Турцией. Посол убеждал Лондон, что Англии следует оказывать «более решительную и систематическую поддержку Оттоманской империи», иными словами — повернуть Турцию против России. Казалось, теперь инициативы и решения по восточным делам рождаются на письменном столе Стратфорда Каннинга в Константинополе, и это становилось все более заметным. Влияние посла на правительство было очень значительным. Накануне объявления войны Кларендон буквально повторял доводы Стратфорда. Целью этой «борьбы цивилизации против варварства» он назвал «спасение нашей чести и достоинства», а затем продолжал с изрядной долей лицемерия: «Мы ничего не хотим для своей торговли и не опасаемся за наши владения в Индии». Все это было лишь попыткой кружевами слов замаскировать истину.

С точки зрения Николая, его визит в Лондон в 1844 году был более чем успешным. Он очаровал британцев и склонил их к согласию с Россией в отношении Турции. Удовлетворен был и Лондон — ведь спокойствие в зоне Проливов казалось теперь обеспеченным. Особенно довольным результатами переговоров с государем остался лорд Абердин. Даже в 1854 году, за три дня до официального объявления войны с Россией, выступая в палате лордов, он сказал: «Я не нахожу эти договоренности ошибочным… Я готов и сейчас подтвердить свое полное согласие с изложенными в них взглядами».

Тайное соглашение, достигнутое во время визита Николая в 1844 году, отражало взаимопонимание между двумя странами, а не между самодержавным властелином и конституционным правительством. Николай полагал, что это соглашение устанавливает строгие рамки для действий обеих сторон, однако сменяющие друг друга британские кабинеты считали его не более чем моральным обязательством отдельных министров. Поскольку никакого официального документа по этому поводу в делах британского министерства иностранных дел не было, Бруннову приходилось информировать о деталях соглашения каждый новый состав кабинета.

Несмотря на растущую торговую конкуренцию, англо-российский альянс сохранялся почти десятилетие, окрашенное соперничеством империй и международной напряженностью. Тот факт, что этот союз внезапно рухнул и Британия напала на Россию, объясняется двумя, казалось бы, не связанными между собой процессами, происходившими вдали от вызывающих тревогу мест. В Восточной Европе подняли восстание венгры, а в Западной Европе французы свергли короля.

Тысяча восемьсот сорок восьмой год выдался скверным. В большинстве европейских стран сложилась крайне неблагоприятная экономическая ситуация. Период ускоренного развития начала сороковых сменился депрессией. Ощущалась острая нехватка финансов, прокатилась волна банкротств, резко выросла безработица. Цены на продукты питания взлетели до беспрецедентного уровня. Урожаи зерновых в 1845 и 1846 годах оказались весьма скудными. Болезнь, поразившая посевы картофеля и ставшая причиной трагических событий в Ирландии[43], распространилась на континент и загубила урожай этой культуры на обширных пространствах вплоть до Богемии. Голодные бунты прокатились по Бельгии, Франции, Германии и Италии. Словно по замыслу темных сил, в тот же период разразилась эпидемия тифа, за которой последовала холера. В Америку отплывали суда, до опасного предела переполненные отчаявшимися беженцами.