Стальная дуга - Александр Авраменко
Шрифт:
Интервал:
— А что, важно так? Не всё ли равно, кто за Родину бьётся? Главное — на правой стороне.
— У немцев Германия тоже права… По ихнему! А по нашему — вороги лютые, нежить нечистая! Но ты наш… Советский. Каких кровей будешь?
— Мать у меня норвежка… Отец — русский.
— Ясно… Редкость в наших краях невиданная… Трудно тебя лечит будет…
— Да что тут трудного, дедуля? Ногу вправить, и всё.
— Всё? Шустрый ты, молодец! Нога у тебя четверть беды!
— С чего бы это, дедушка?
— С чего…
Передразнил тот Владимира, затем сказал:
— Ты, парень, на вывих не смотри. Ерунда. Поставим тебе сустав на место, и всё. Тут другая беда… Сколько ты на морозе валялся?
— Тролль его знает… Похоже, что сутки точно. Может, двое…
— Ото ж! Застудил ты себе всё нутро. У тебя лёгкие темнеть начинают. Кашлять, поди начал сразу, как в тепло попал?
— Есть маленько…
— И сбоку у тебя шишка здоровая, а спадать не думает. Так?
— Так…
Недоумевая протянул лётчик.
— Похоже, будто тебя дубиной огрели, да ещё со всей мочи.
— Это, наверное, когда я с парашютом прыгал… Низко было, вот и посчитал ветки.
— Ото ж! Ладно. Мать то как кликала?
— Владимиром.
— Да не отец! Мать тебя как звала?
— Вальдар…
— Красиво… Вот что, Володя — Вальдар, буду тебя лечить. Только одно условие — что скажу, то и делай, даже если тебе это придурью покажется. Согласен?
Столяров пощупал ту самую шишку на боку, невидимую под одеялом и кивнул.
— Согласен.
— Ото ж! Даринка! Внучка!
В проёме мелькнуло, и в комнату вбежала спасительница Владимира.
— Звали, дедушка Василь?
— Звал. Баньку истопить сможешь намедни?
— Смогу, деду Василь.
— Топи. Как сможешь сильно, топи. Чтобы жар был невыносимый. Котомку мою дай сюда.
Та опрометью метнулась назад, в другую комнату и тут же вернулась назад, неся в руках сшитый из разноцветных лоскутков мешок.
— Вот, дедушка Василь.
— Погодь. Не спеши. Я тебе дам лекарство. Перед тем, как его в баню поведёшь, заваришь кипятком и напоишь его. Горилка у тебя есть?
— Есть…
— Крепкая?
— Горыть.
С гордостью произнесла та.
— Неси стакан. Да горбушку хлеба с солью. И ступай баню топить.
— Понятно, дедушка Василь…
Пока Дарина бегала за самогоном, дедок-знахарь откинул одеяло и осторожно касаясь распухшего сустава осмотрел ногу. Затем приказал задрать рубаху и долго, закрыв глаза, водил на багрово-чёрной шишкой руками, цокая при этом языком.
— Повезло тебе, паря… Чуть без почки не остался… Но — повезло. Крепкая, видать, у вас порода! Не хуже наших!
— Про викингов слыхал, дед Василь?
— Это вроде наших казаков?
— Угу. В Европе ещё молитва была в Средние века — «От неистовства норманнов упаси нас, Господи»…
— Мало вы жару им давали, видно. Коль полезли сюда враги…
— Сколько могли. Что французам, что англам, что датчанам… Всю Европу в страхе держали…
— Ладно. Вот те стакан. Вот тебе горбушка. Осилишь?
Он лукаво усмехнулся, держа в руке чуть ли не полулитровую кружку с прозрачной жидкостью. Владимир с отвращением взглянул на содержимое и поморщился от резкого сивушного запаха.
— Я, вообще то, непьющий…
— Прими не пагубы ради, а ради пользы.
Выдохнув, лётчик с трудом влил в себя отвратное пойло, торопливо зажевал густо посыпанной солью горбушкой, натёртой чесноком. В ушах сразу зашумело, всё поплыло перед глазами, он послушно дал уложить себя на спину, взялся за спинку руками, зажал во рту деревянный черенок ложки… Затем что-то вспыхнуло у него перед глазами, раздался сухой треск, острая боль пронзила его с пяток до макушки. Он рванулся и… опешил. Мгновенно хмель улетучился из его организма, когда перед глазами возникли его же руки с куском дубовой доски, вырванной из изголовья спинки… дед Василь с открытым ртом смотрел на ту же доску, затем покачал головой в изумлении:
— Ну, ты, брат, силён… Как же быть то с тобой?
— Ты, дедушка, скажи лучше, что сделал, пока я тебя этой доской не пришиб!
— Ногу на место поставил. Легче теперь?
Владимир прислушался к ощущениям в организме — действительно, ноющая тянущая боль толчками отступала куда-то вдаль, прочь из организма. Точно! Поставил дед сустав на место!
— Легче! Ну, извини, дед Василь, что не понял сразу.
— Да ладно… Намедни я одному вставлял руку, так не поверишь — две недели с синяком ходил! Вот что значит, самогон слабоват…
Они оба рассмеялись…
— А зверь то твой?
— Мой. Спаситель, можно сказать… Если бы не он — валялся бы я сейчас где-нибудь в лесу…
— Красавец…
Дед вскоре ушёл, а лётчик распластался на кровати и слегка задремал, прислушиваясь к себе. Плотная повязка на ноге не позволяла ей шевелить, но той тупой боли уже не было. А вечером его ждала БАНЯ! В предвкушении неслыханного на войне удовольствия он закрыл глаза и незаметно для себя уснул…
Столяров проснулся от того, что его легонько тронули за плечо.
— Не спышь, гость?
— Нет. Проснулся.
Лётчик прислушался — было тихо. За окном уже давно стемнело, но было достаточно светло от яркого месяца. Он обратил внимание, что лампадка под образами была потушена. Хозяйка склонилась над ним:
— Вставай. Сможешь сам?
— Смогу, наверное. Дедуля ногу вправил. Уже не болит.
Он осторожно спустил ноги с кровати, опираясь на здоровую — выпрямился. Затем перенёс вес на больную конечность. Ударила боль, но далеко не такая, какая была до этого.
— Терпимо. Доковыляю. Куда идти то?
— Пока сюда. На кухню…
Володя с любопытством осмотрелся: аккуратная, белёная мелом каморка с маленькой печкой-каменкой. На печи лежало лоскутное одеяло. В углу — самодельный стол, с нехитрой снедью. Кусок сала, крупно порезанные куски чёрного хлеба, соль в резной берестяной солонке, чугунный горшок с каким то варевом. Дарина, почему то напряжённым голосом произнесла:
— Садись. Дед Василь тебе лекарство оставил. Надо выпить перед баней.
Отвернулась к печке, вытащила из неё исходящий паром другой горшок, поменьше, поставила на стол кружку, и накрыв её марлей, осторожно наполнила пахучей жидкостью.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!