Змеиный маг - Трейси Хикмэн

– Элэйк права. Наши родители не отдадут нас. Они даже нам ничего не скажут. Они скроют это от наших народов. И гномы, эльфы, люди будут умирать, не зная, что их можно было спасти.

– Как бы я хотела, чтобы мы ничего не слышали! Зачем только мы туда пошли! – пробормотала Сабия.

– Нам было предназначено это услышать, – хрипло сказала я.

– Правильно, Грюндли, – повернулась ко мне Элэйк. – Единый хотел, чтобы мы услышали этот разговор. Нам дана возможность спасти наши народы. Единый предоставил выбирать нам, а не нашим родителям. И мы должны быть сильными.

По ее тону я поняла, что ее привлекает романтика мученичества, самопожертвования. Люди придают подобным вещам большое значение, но мы, гномы, никогда их не понимали. Почти все людские герои – это те, кто умер молодым, безвременно, отдав свою и без того короткую жизнь ради какой-нибудь благородной цели. А у гномов иначе. Наши герои – это старейшины, которые прожили жизнь, полную борьбы, труда и лишений.

Я снова вспомнила несчастного эльфа, умершего у нас на глазах.

«Ну и что благородного в такой смерти?» – хотелось мне спросить у Сабии. Но я прикусила язык. Пусть она находит утешение в этой романтической мишуре, если может. А я вижу в этом мой долг. И Сабия тоже, если я правильно поняла ее слова о долге королевы.

– А как же теперь моя свадьба? – спросила она.

Эльфийка не спорила и не ныла. Она понимала, как мы должны поступить. И это была единственная жалоба на судьбу, которую она себе позволила.

Элэйк уже дважды приходила напомнить мне, что пора спать. Мы должны «беречь силы».

Тоже мне! Но все-таки я ее послушаюсь. Лучше я сделаю перерыв именно на этом месте. Мне еще осталось записать историю Сабии и Девона, печальную и прекрасную. Память об этом будет поддерживать меня, когда я без сна буду лежать в темноте и бороться со страхом.

Сознание вернулось к Эпло. Боль раздирала тело на части, но в то же мгновение он осознал, что цел, и боль понемногу оставила его. Он вернулся на круги бытия. Но пока что этот круг был довольно непрочным.

Обычное движение руки казалось почти, что непосильным трудом, но Эпло все-таки справился с ним и поднес руку к груди. Начав с руны, лежащей напротив сердца, Эпло медленно, с остановками, стал восстанавливать и усиливать каждый знак, начертанный на его теле.

Он начал с руны имени, первого знака, который ставится напротив сердца извивающегося и орущего ребенка почти сразу после того, как он выходит из материнского лона. Обряд совершает мать ребенка или любая другая женщина племени. Имя выбирает отец, если он жив и находится в племени[16]. В противном случае это делает глава племени.

Руна имени не дает ребенку серьезной магической защиты. Большая часть этой защиты впитывается, как говорится, с материнским молоком, от матери или кормилицы. И все-таки руна имени самая важная, ведь именно с нее начинается рунный круг и к ней присоединяются остальные знаки.

Эпло провел пальцами по руне имени, вспоминая ее очертания. Память вернула его в детство, в одно из редких мгновений мира и покоя, к мальчику, которому объясняли его имя и учили чертить руны..

– … Эпло – единственный, одинокий. Это твое имя и твоя судьба, – произнес отец. Его загрубевшие пальцы прикасались к груди мальчика. – Мы с твоей матерью уже исчерпали все наши возможности. Теперь каждые новые Врата мы проходим вопреки судьбе. Но придет час, когда Лабиринт поглотит нас, и мы исчезнем, так исчезают все, кроме самых сильных и удачливых. А удачливые и сильные всегда одиноки. Повтори свое имя.

Эпло торжественным движением начертил на своей худой груди руну имени.

Отец кивнул.

– А теперь руны защиты и исцеления Эпло принялся трудиться над ними, начав с прикосновения к руне имени. Затем он распространил защиту на всю грудь, живот, пах и спину. Мальчик повторил руны наизусть, как повторял уже множество раз за свою недолгую жизнь. Он делал это так часто, что сейчас позволил себе думать о другом – как бы успеть обойти кроличьи ловушки, которые он сегодня поставил, и как обрадуется мама, если он принесет к обеду кролика

– Нет! Не правильно! Все сначала!

Резкий удар розгой, который отец нанес по незащищенной, не покрытой рунами ладони, вернул Эпло к действительности. От боли на глазах выступили слезы, но он быстро смахнул их. Способность терпеть боль была такой же составной частью обучения, как и заучивание рун.

– Ты сегодня слишком беспечен, Эпло, – сказал отец, похлопывая по земле розгой – тонкой, гибкой, очень колючей веткой растения, которое называлось ползучей розой. – Это было бы позволительно в дни нашей свободы, до того, как враги бросили нас в ту проклятую тюрьму… Кто наши враги, сын?

– Сартаны, – ответил Эпло, стараясь не обращать внимания на жгучую боль от шипов, впившихся в тело.

– Говорят, что в дни нашей свободы дети вроде тебя ходили в школу, а руны были всего лишь упражнениями для тренировки ума. Но теперь это вопрос жизни и смерти. Когда мы с твоей матерью умрем, Эпло, эти знаки будут залогом твоей силы, силы, необходимей для того, чтобы вырваться из Лабиринта и отомстить врагам за нашу смерть, Назови руны силы и могущества.

Рука Эпло потянулась к знакам, обвивающим его руки и ноги. Их он знал куда лучше, чем руны защиты и исцеления. Те «детские» руны вытатуировали ему, еще, когда отнимали от груди. А эти, «взрослые», ему позволили нанести самому. Это был торжественный момент, первый обряд вступления в жизнь, которая наверняка будет тяжелой, жестокой и недолгой.

Эпло выполнил задание без единой ошибки и заслужил одобрительный кивок отца.

– А теперь вылечи свои раны, – отец указал на располосованные ладони мальчика.

Эпло зубами повытягивал шипы, сплюнул и сомкнул руки, образуя круг исцеления, как его учили. Постепенно кровоточащие царапины исчезли с ладоней. Мальчик показал ладони отцу. Отец проворчал что-то, поднялся и ушел.

Через два дня он и мать Эпло погибнут. Эпло останется один, Удачливые и сильные чаще всего одиноки..

Сознание Эпло туманилось от боли и слабости. Сперва он чертил знаки по приказу отца, потом его отец стал окровавленным бездыханным телом, а потом его отцом стал владыка Нексуса, тоже не жалевший для него розог.