Капитан Два Лица - Эл Ригби

В четырёх поселениях Дуан врывался прямо в толпы бунтовщиков, все еще не поверивших в его существование. Один раз даже получил рану, и это привело в ужас всех, кроме него самого. Так или иначе, бунты гасли. Дуан не позволил никого повесить и даже отхлестать фенгами, чем заслужил себе первое прозвище — Милосердный. Сам капитан «Ласарры» понимал, что оно довольно далеко от правды, но слышать его было удивительно приятно. И приятно было видеть, как хмурые люди начинают улыбаться и провожают правителя радостными криками, как собирают в дорогу корзины со свежим хлебом, фруктами или что еще пошлют боги. Он чувствовал себя нужным. Удивительно нужным. Раньше так было только… однажды.

Тот кошмар, который теперь, по возвращении, в первую же ночь напомнил о себе, не был выдуман. Не был навеян хитрым богом Вудэном, чьи щупальца незримо касаются век смертных, крадут добрые сновидения и наполняют воздух мерзостными маленькими тварями шан’.

Тот кошмар был настоящим. До последней своей швэ.

Фиирт. Время холодной немощи

Пиратов «Ласарры» знали по всему Морскому Краю и во многих землях Заморья. С капитаном Тайрэ не боялись вести дела: единственное, чего он избегал, — бесчестных поступков. К примеру, медицинский корабль команда брала всего один раз за десять Приливов: когда на борту неожиданно вспыхнула лихорадка зурана. Даже тогда решение принимали на свой риск Дуан и Дарина — остальные уже не могли принимать вообще никаких. И даже тогда никого не убили и не ограбили.

То же касалось всего: спасения своих, обращения с пленными, ведения боя, дележа добычи, выбора направлений и целей. Тайрэ едва ли двигали принципы и благородство, скорее ему было просто неинтересно — нападать на слабых, забирать больше, чем нужно, уничтожать оружием, которого нет у противника, если, конечно, противник не напал сам. По той же причине Тайрэ не заводил врагов: наличие врага значило какие-то постоянные проблемы из одного и того же источника. А капитан, при своем, казалось бы, спокойном характере любил разнообразие. Крайне любил.

«Ласарру» нередко нанимали враждующие принцы, короли, сагибы, кхарры. На подобное Тайрэ соглашался не сразу, всегда предпочитал разузнать, на какую силу придется работать. Если сила не брезговала методами Тёмных богов, она обычно получала отказ.

Тогда независимый город Лауронна попросил помощи в водворении свергнутого рода кхарров обратно на престол. Лауронне, светлой и теплой, притаившейся на крайнем мысе Заморья и по укладу своему более напоминавшей Морской Край, Тайрэ решил помочь, объединившись с двумя другими капитанами и поддержав поднимавшееся восстание. Но вернувшиеся на трон были далеки от представлений, которые Дуан имел о благородном сословии. А может быть, наоборот, слишком близки.

— Они всегда поступают так, Ино ле Спада. Рано или поздно.

Это Тайрэ сказал еще прежде, чем одержал победу и выполнил свою часть сделки. Но принц тогда не понял сути слов, как не понял, почему к нему впервые за последние шесть Приливов обратились по забытому, почти чужому имени. Понимание ждало впереди, таилось, как тварь в самой глубокой и темной заводи моря. Манило огоньком, напоминающим фонарик рыбы-удильщика, и прятало острые окровавленные зубы.

Начавшаяся в первую же ночь после победы бойня не оставила ничего от двух из трех стоявших в порту волчьих судов. Только «Ласарра» с пылающими парусами ушла, хотя меньше всего на свете хотела уходить. Потому что Тайрэ, приглашенный вместе с двумя другими капитанами на некий тайный совет, не вернулся к команде. По мирно пришвартованным пиратским кораблям просто начали палить гарнизонные пушки, а вскоре явилась и стража.

Видимо, Тайрэ что-то заранее подозревал, уже получая торжественное приглашение. Предчувствовал, несмотря на все почтительные благодарности кхарра дэ’Шанцуно, на подаренный гербовый перстень и клятву вечной дружбы перед лицом Пала. Потому что на прощание он отдал строгий приказ уходить в определенное время — с ним или без него. Уходить независимо от обстоятельств. Да, он отдал именно такой приказ. Но он не отдавал приказа не возвращаться.

«Ласарра» отошла к лежавшим в стороне от прочих земель Закрайним островам и стала чиниться, зализывать раны, строить план. Дуан прикладывал все силы к тому, чтобы управиться побыстрее, и все время одни и те же мысли грызли его изнутри, как грызли и прочих, то и дело срывавшихся на стычки, споры, драки. Они были сломлены все, до единого. И разобщились.

Почему? Почему капитан Тайрэ всегда принимал решения сам? Ему предоставили право взять кого-то на совет, и, видят боги, согласился бы любой, от юнги до боцмана. Но он не взял никого, усмехнулся, бросив: «Нет у меня таких важных птиц».

— Он слишком ценил твою шкурку, красавчик.

— Тебе стоило пойти за ним хотя бы тайно.

— Запускай проклятую машину, капитана надо вытаскивать.

Это, да и слова куда злее, Дуан слышал от каждого второго и до сих пор считал, что они, прожигавшие его покрасневшими от злости, бессонницы и висхи глазами, были правы. Но тогда он только качал головой и твердо повторял:

— «Ласарра» не готова. Мы не пойдем на Каменный Город с пушками, которые не стреляют, и огнеплевами, которые не высохли. Нам нужно собраться.

Пираты скрипели зубами и отходили. Они, в отличие от Дуана, не умели приводить в движение заморский механизм и топку. Так было всегда, Тайрэ считал это одним из залогов безопасности — даже больше своего подопечного, чем своей. И команда ждала. А молодой принц знал, что, скорее всего, умрет, так или иначе. Потому что, скорее всего, уже опоздал.

«Ласарра», напоминавшая спящего, разбуженного Темными богами, явилась в гавань ночью, в полной тишине. Примерно так же она когда-то пристала к Семнадцатому острову архипелага Пирокко; тогда на борту были двое, теперь — больше. Пираты вышли в городской порт, безошибочно помня дороги к кварталам знати и к постам ночной стражи. Взрывчатки приготовили достаточно. Когда настал рассвет, от богатых районов, порта, верфей Лауронны остались камни, доски и трупы.

И тем не менее Дуан опоздал. В этом он тоже всегда винил себя, и плевать, что всё произошло даже до того, как выстрелила первая гарнизонная пушка и на «Ласарре» загорелся первый парус. А еще… пушки и пламя были не первым и не страшнейшим оружием Лауронны. И не главной причиной, почему на ее развалинах Волки, такие благородные и принципиальные, почти не оставили живых. Положили большинство тех, кто поддерживал возвращающуюся династию.

…Каменный Город любил моду, уклад, традиции Морского Края. Его систему отсчета времени, его книги, пищу и музыку. Но кое-что здесь все же предпочли перенять не у своих далеких и благородных соседей, а у более ближних. Здесь никогда не строили виселиц.

Отрубленные головы пиратов со «Звездолова» и «Красавицы» — двух союзных с «Ласаррой» кораблей — были насажены на пики, все до одной. Пики городская стража расставила, казалось, по всему порту и дальше, на ратушной, рыночной и дворцовой площадях. Натыкаясь взглядом на каждую такую пику, Дуан чувствовал один и тот же ужас до рвотных спазмов. Ужас этот чуть ослабевал, когда искаженные черты очередного лица, тронутого следами разложения, оказывались не знакомыми. И вспыхивал с новой силой спустя несколько десятков шагов.