Похитители снов - Мэгги Стивотер

– Я пойду в душ, – сказал он.

Адам старался не говорить таким тоном, как будто ему было обидно, но ему БЫЛО обидно, и говорил он именно так.

– Ты побудешь здесь? Или тебе надо спешить?

– Я подожду.

Она тоже старалась не говорить таким тоном, как будто ей было обидно, и тщетно.

Пока Блу перебирала карты, лежавшие на его самодельной пластмассовой тумбочке, Адам стоял под холодным душем и ждал, когда сердце перестанет дымиться. «Чего ты хочешь, Адам?» Он не знал. Стоя в старой душевой кабине со скошенным потолком, он заметил в зеркале свое отражение и испугался. На мгновение что-то показалось ему неправильным. Или нет. На него смотрело худое большеглазое лицо, взволнованное, но вполне обычное.

И тут он вновь подумал про Кабесуотер. Иногда, казалось, он вообще не думал ни о чем другом. Адам мало чем владел – владел по-настоящему, только он и никто другой, – но теперь и у него кое-что появилось: их сделка. Прошло чуть больше месяца с тех пор, как он принес себя в жертву Кабесуотеру, чтобы пробудить силовую линию. Ритуал как таковой казался ему расплывчатым и нереальным, словно он наблюдал за происходящим на экране телевизора. Адам был полностью готов к жертвоприношению. Но он понятия не имел, каким образом ему в голову пришли те конкретные слова, которые он в конце концов сказал: «Я буду твоими руками. Я буду твоими глазами».

До сих пор ничего не произошло. И в чем-то это было еще хуже. Адам чувствовал себя как пациент с непонятным диагнозом.

Стоя в душе, он поскреб ногтем покрытую коричневым летним загаром кожу. След от ногтя сделался из белого красным, и, глядя на него, Адам вдруг понял, что вода, льющаяся сверху, выглядит как-то странно. Словно в замедленном действии. Он проследил взглядом струю воды и целую минуту наблюдал, как она льется из металлической головки душа. Мысли превратились в путаницу образов… прозрачные капли, повисшие на металле, и дождь, дрожащий на зеленых листьях…

Адам моргнул.

Ничего странного в воде он не видел. И никаких листьев. Нужно было поспать, пока он не натворил глупостей на работе.

Выключив воду, Адам – с ноющей спиной, плечами, душой – медленно вытерся и оделся. Он боялся (или надеялся), что Блу все-таки ушла, но, когда он, вытирая волосы насухо, открыл дверь ванной, то обнаружил, что она стояла в дверях и с кем-то бодро разговаривала.

В коридоре стояла приходская секретарша, с закудрявившимися от жары черными волосами. У нее, вероятно, было какое-то официальное название, известное только Ронану, «мирская сестра» или типа того, но Адам знал ее исключительно как миссис Рамирес. Она делала буквально всё, разве что не проводила службы.

В том числе приходила к Адаму забирать плату за комнату.

Когда он увидел ее, в животе у него всё сжалось. Адама мгновенно наполнила уверенность, что его последний чек не был принят к оплате. Сейчас миссис Рамирес скажет, что на счету недостаточно денег, и тогда Адаму придется напрячь все силы, чтобы чем-то заткнуть дыру, затем заплатить пеню, затем заплатить миссис Рамирес, и в следующем месяце он опять задолжает… бесконечный порочный круг дефицита.

Тонким голосом он спросил:

– Чем могу помочь, мэм?

Выражение лица женщины изменилось. Она сама не знала, как сказать то, что собиралась.

Адам крепче ухватился пальцами за косяк.

– Ох, милый, – произнесла миссис Рамирес, – да я насчет арендной платы за комнатку.

«Я больше не могу, – подумал Адам. – Больше не могу. Пожалуйста, я больше не выдержу».

– Нам теперь по-другому начисляют налоги, – начала миссис Рамирес. – На это здание. Сам знаешь, мы на тебе не наживаемся. Так что платить будешь соответственно. То есть на двести долларов меньше.

Адам услышал слова «двести долларов» и содрогнулся, а потом до него дошло остальное. Он решил, что ослышался.

– Меньше? В год?

– В месяц.

Блу восторженно выдохнула. А Адам, казалось, никак не мог усвоить, что ему внезапно снизили квартплату на две трети. Две тысячи четыреста долларов в год, которые вдруг освободились! Не успев скрыть одиозный местный акцент, он уточнил:

– А почему, вы сказали, квартплата изменилась?

– Такое теперь исчисление налога.

Миссис Рамирес засмеялась при виде подозрения на лице Адама.

– Обычно налоги меняются не в лучшую сторону, да?

Она подождала ответа, но он не знал, что сказать. Наконец Адам выговорил:

– Спасибо, мэм.

Он отошел от двери, всё еще не в состоянии поверить в свою удачу. И он не поверил бы в нее до конца. Так просто не бывает. Затем Адам взял письмо из Агленби. Плюхнувшись на плоский матрас, он наконец открыл конверт.

Содержимое действительно было невелико – всего один листок на официальном бланке Агленби. Понадобилось немного времени, чтобы с ним разобраться. Плата за обучение в следующем году повышалась, чтобы покрыть дополнительные расходы, а стипендия Адама – нет. Дирекция школы понимала, что повышение платы могло быть для него неудобно и что он очень хороший ученик, однако напоминала – весьма любезно, – что в Агленби большая очередь, и вся она состоит из замечательных юношей, готовых платить за обучение. В конце письма мистера Пэрриша извещали, что пятьдесят процентов оплаты за следующий год надлежит внести в конце месяца, чтобы сохранить за собой место.

Разница между прошлогодней суммой и нынешней составляла две тысячи четыреста долларов.

Снова эта цифра. Это не могло быть совпадением.

– Хочешь поговорить? – спросила Блу, садясь рядом.

Нет, он не хотел об этом говорить.

Тут наверняка не обошлось без Ганси. Он знал, что Адам никогда не примет денег от него, поэтому он пошел на хитрость. Убедил миссис Рамирес взять чек и соврать насчет налога, чтобы замести следы. Сам Ганси, очевидно, получил аналогичное извещение из школы два дня назад. Для него эта сумма ничего не значила.

На мгновение Адам представил жизнь, какой она была для Ганси. Ключи от машины в кармане. Новенькие ботинки. Возможность беспечно проглядывать ежемесячные счета. Они не тревожили Ганси. Его ничто не тревожило. Люди, которые говорят, что счастья не купишь за деньги, просто никогда не видели настоящих богачей, вроде ребят из Агленби. Воронята обладали абсолютным иммунитетом перед жизненными трудностями. Только от смерти нельзя было откупиться взмахом кредитки.

«Однажды, – горестно подумал Адам, – однажды я тоже таким стану».

Но то, что сделал Ганси, было дурно. Адам ни за что бы не попросил его о помощи. Он не знал, каким образом справился бы сам, но точно не так, не за деньги Ганси. Он живо представил себе сложенный вдвое чек, торопливо сунутый в карман, и отведенный взгляд. Ганси обрадовался бы, что его друг наконец образумился. А Адам не смог бы сказать спасибо.