Приливы войны - Стивен Прессфилд

Почему он так поступил? Чем ещё он мог руководствоваться, как не желанием оказать честь супруге и ещё более укрепить их союз? Прости меня за желание немного пофантазировать. Представим себе Полемида двадцати двух — двадцати трёх лет. Двенадцать лет он учился в спартанской школе и ещё два с половиной года воевал. Он возвращается домой, раненный. Затем оправляется от раны — достаточно для того, чтобы отец и двоюродная бабка подыскали ему невесту. Может быть, он подумал о том, что он — смертный человек и ему стоит завести детей, хотя бы для того, чтобы скрасить последние годы жизни своего отца. Свирепствует чума. Его соотечественники погибают ни за что. Победить эпидемию не удаётся. Товарищей нет, все на войне. Полемид в этом городе как в клетке, он заперт в доме вместе с отцом, сестрой, двоюродными братьями, тётками, дядьями.

Молодой солдат решает жениться. Девушка — из хорошей семьи, подруга его сестры Меропы; несомненно, она умна, знает музыку, умеет вести хозяйство. Она держится скромно, стараясь оставаться в тени, как все воспитанные девушки. Можно предположить, что Феба не лишена физической привлекательности. Выведенный ранением из строя, молодой супруг обнаруживает, что жена в силах составить ему достойную компанию, с ней можно поговорить. Вероятно, она помогает ему во время обеда, читает ему вслух, всегда рядом, когда надо подняться по ступеням.

Он нашёл свою жену доброй и терпеливой, практичной, с пониманием относящейся к их стеснённым обстоятельствам. Она моложе его, она весёлая — она заставляет смеяться и его. Вспомним, Полемид всю жизнь воспитывался в лишениях, самоотречении, трудностях; высшим мерилом нравственности являлось для него самопожертвование солдата на войне. Для него стало открытием, почти шоком то обстоятельство, что в лодке, оказывается, есть ещё одно весло. Он не одинок. Вероятно, впервые в жизни его стальное сердце, смягчается. Рана в голове вызывает головокружение. Испугавшись, он не знает, за что ухватиться, чтобы не упасть. И к своему удивлению, обнаруживает, что рядом — жена, которая с нежностью поддерживает его! Можем представить себе, как она подаёт ему его любимое блюдо, ставит на подоконник цветы для него, по вечерам поёт ему.

Он обнаруживает, что она хорошо относится к его отцу и что Николай полюбил невестку. Он слышит, как жена и сестра смеются вместе на кухне. И он улыбается. Несмотря на все ужасы, что творятся вне дома, его родственникам удаётся весело проводить вечера в компании друг друга.

Что касается плотских желаний, то наш молодой Полемид до сих пор удовлетворял их со старыми шлюхами на лагерных стоянках или тайно встречаясь с уличными женщинами. Теперь он оказывается подле жены, на супружеском ложе. Она чиста и непорочна. Её юный возраст пробуждает в нём не грубую солдатскую похоть, а нежную страстность супруга. Как они проявляют своё желание? Вероятно, нерешительно. Конечно, неумело. И всё же вместе. И каждый делает, это впервые.

Он никогда не говорит об этом, но в глубине его сердца растёт настоящее чувство. Кроме членов своей семьи, он не знал никого, кто относился бы к нему с нежностью, интересовался, удобно ли ему, не нужно ли ему чего. Разве мы не можем предположить, что сердце солдата растаяло? Ведь мог же наступить такой момент, когда Полемид впервые осознал, что он счастлив?

А теперь поглядим на неё, на малышку Фебу. Каким она находит своего мужа? Возможно, он — не модель для скульптора, но, тем не менее, он атлет и солдат. Мужественный, дисциплинированный — настоящий мужчина, рядом с которым ей нечего бояться. Немыслимо, чтобы он бросил её. Случись самое худшее — он умрёт, защищая её и детей. Разве не должна она, «Лучезарная», отвечать на это истинно супружеской покорностью — и не только по тому, что её так учили, но и добровольно, по зову сердца?

А молодой муж уязвим. Он был ранен. Он изведал страх. Он нуждается в ней. Вне дома небеса дали трещину и крошатся, а внутри появляется и растёт гармония. Ребёнок зашевелился в утробе жены. С какой радостью должна воспринимать это супружеская пара, остро сознающая свою смертность! Большего и не требуется, чтобы вообразить этих двоих в тихом сумраке спальни, слитых воедино и охваченных чувством, которое молодой муж, приученный к молчанию и замкнутости, не в силах выразить словами.

Может быть, я допускаю некоторую вольность в своих фантазиях, внук мой. Но я могу представить мысли Полемида как свои. Вот что говорит об этом человеке моё сердце.

Такими были мы все, всё наше поколение. Как и Полемид, мы тоже женились, тоже имели детей. И нас могли бы нести ноги навстречу наступающей весне, и мы распахивали бы ворота настежь и бежали бы со своими любимыми к просыпающимся после зимы холмам. Но ворота были заперты. Мы находились за стенами, со всех сторон окружённые вооружённым врагом. Мы напрашивались на войну, и мы её получили. Но чего никто не предвидел — так это призрачного спутника за нашими плечами. Чуму.

В Афины вторгся захватчик более неумолимый, чем мириады персов, более безжалостный, чем фаланги спартанцев. С этим врагом нельзя вести переговоры, нельзя откупиться от него золотом. Чума не щадила никого. Она настигала ночью и днём, и окрик часового не мог заставить её остановиться. Каменные стены не спасали. Чума не подвластна даже богам, она не смотрит на жертвоприношения. У неё нет выходных, нет праздников. Она не задерживается, чтобы передохнуть. И ничто не в состоянии утолить её аппетита.

У чумы не было любимчиков. Её молчаливая коса косила прославленных и неизвестных, справедливых и безнравственных. Каждый день вокруг нас нарастал погребальный звон. В шкафчиках спортивного зала уже не вешали больше уличную одежду. Ларёк продавца закрыт. Место патрона театра пусто. Днём, мы вдыхали зловоние крематория. По ночам повозки с мертвецами громыхали мимо наших ворот. Во сне нам слышался скрип их шагов, ужас вторгался в наши сны. В своём добровольном заточении Афины беззвучно и невидимо извивались под этим жестоким бичом, и никто не мог остаться невосприимчивым к его разрушительному действию.

В те дни, как тебе известно, Ясон, — возобновил рассказ Полемид, — почти не существовало курсов обучения медицине. Человек мог просто назвать себя врачом и предложить свои услуги. Чаще всего оказывалось, что этот человек действительно способен лечить болезни. Так вышло и с моим отцом. У него был дар. Заболевшие друзья посылали за ним, и он лечил их.

За годы хозяйствования на земле мой отец изучил многие травы. Он знал, как ставить припарки и очищать желудок, умел накладывать шины, делать перевязки; он изучил даже хирургию, не говоря уж о средствах ветеринарии, которые необходимы каждому хозяину, если он хочет, чтобы скот был крепким и здоровым. Но куда больший эффект производило само его общение с больными. Одно только его присутствие заставляло больного чувствовать себя лучше. Мой отец чтил богов. Вера его была простой и бесхитростной. Он просто верил. А его друзья верили в него. И это срабатывало. Вскоре и друзья его друзей начали призывать его на помощь. Таким образом Николай из Ахарны, лишённый доходов от своего поместья, оказался способным поддерживать своё новое хозяйство в городе. Он скинул сапоги землевладельца и занялся врачебной практикой.