Оtцы и деtи - Наталья Андреева

Аркадий пил мало, поскольку был за рулем. Базаров же хоть и не сдерживал себя, но почти не пьянел. Зато Ситников так накидался на радостях от встречи, что полез обниматься. Базаров брезгливо отстранился. Аркадий заметил, что Витька Ситников обиделся.

– Вот скажи, Базар, за что ты меня презираешь? – со слезой в голосе допытывался он у Женьки. – Нет, я знаю! Ты меня презираешь! – Он стукнул кулаком по столу так, что звякнули стаканы, из которых они пили вискарь.

– Да, – спокойно сказал Женька. – Я тебя презираю.

– За то, что меня от армии отмазали? Или потому что мой отец пивом в розлив торгует? Нет, ты скажи! Скажи!

– Я тебя презираю, потому что ты гомо примитивус. Ты стоишь на самой низшей ступени человеческого развития. И вообще развития. Ниже тебя только амебы.

– И за то, что ты носишь на людях спортивные штаны, – встрял в разговор Аркадий, которого слегка повело от шампанского. Виски он решил не пить, поскольку собирался в гости к Калязиным.

– Не понял? – уставился на него Ситников.

– Это одежда для спортзала, – пояснил Кирсанов. – Ну, в крайнем случае для дома. Когда никто тебя не видит и ты не ждешь гостей.

– Не, не согласен, – замотал головой Ситников. – У нас все так ходят.

– Базаров, ты прав, – презрительно сказал Аркадий. – Это амеба.

– Признаю: вы крутые. Но в родном городе меня, между прочим, уважают! – Ситников хватил еще полстакана виски. После чего ударился в воспоминания: – Крутые мужики говорят: за базар отвечаю. А у нас в школе говорили: Базар за все отвечает. Сказал он классу: валим с литературы, все встали и свалили. И чего бы думал, у него было по литре? – подмигнул он Аркадию. – Пять! Это ж уметь надо!

– Я в кабинете литературы окна покрасил, – лениво сказал Женька. – И подоконники. А пока красил, мы с училкой нашли общий язык.

– Верю! – рассмеялся Аркадий.

– Теперь мне все обзавидуются! – взвизгнула Дуся, тыча в них айфоном. – Тут такое началось!

– Предложи ты ей трахнуться, она и то не будет в таком диком восторге, – сказал Аркадию Женька. – Разве что ты разрешишь ей выложить ролик на ютубе.

– Я не трахаюсь для ютуба, – пожал плечами Аркадий. – Такая минута славы – дешевка.

– Хоть чему-то я тебя научил, московский мальчик из хорошей семьи! – обрадовался Женька. – Ты научился отличать дешевку от Форт Нокса, где лежит золотой запас Америки. Твой Форт Нокс – это твоя семья. А дядя не пережил бы, увидев тебя на ютубе без трусов. Даже учитывая размеры твоего мужского достоинства. Кстати, а как там у ПП? Это у вас фамильное?

– У ПП с этим – полный порядок… А тебе не кажется, что нам пора? Твой приятель так накидался, что начнет сейчас орать частушки.

– Ах да! У нас же еще Леночка в программе! Неужели все богатые невесты такие дуры? – Женька кивнул на Дусю. – Тогда, пожалуй, и мне такая минута славы не нужна. Один черт через месяц побежишь разводиться.

В этот момент, как и предсказывал Аркадий, Ситников во всю дурь заорал:

Как на Киевском вокзале Два бомжа маячили. Маячили, маячили, Сберкассу о…ли!

– Все, валим! – Женька встал. – Политика пошла. Пророческая вещь оказалась. Где у нас нынче проблемы? Разумеется, на киевском направлении! А ведь эту частушку еще наши прадеды пели. Только в контексте не бомжы, а попы.

– Ты-то откуда знаешь? – подозрительно посмотрел на него Аркадий.

– Нешто мы не деревенские? – дурашливо сказал Женька. – Меня в детстве к бабке возили, на парное молоко и свежий воздух. Я весь деревенский фольклор выучил раньше, чем азбуку. Мать потом в садике за меня краснела. Когда я выдал Деду Морозу:

Хорошо в деревне летом, Пристает г… к штиблетам. Выйдешь в поле, сядешь ср…ь, Далеко тебя видать.

– А мое детство было совсем другим, – задумчиво сказал Аркадий.

– Ты Дедушке Морозу небось Пушкина читал? Ну, извини.

– Ты как? В порядке? – спросил Аркадий, когда они вышли на улицу.

– Хочешь узнать, не пьян ли я? Пять секунд…

Женька подошел к висящему у сарая рукомойнику и принялся поливать голову водой, с силой давя на штырек. Казалось, рукомойник сейчас рухнет на землю. Когда в нем не осталось ни капли воды, Женька схватил висящее тут же серое от пыли полотенце и вытер им лицо.

– Причешись, – тихо сказал Аркадий, протягивая ему расческу.

– Только ради Леночки.

Базаров неторопливо привел себя в порядок и сказал:

– Все, поехали.

– Приезжайте еще! – шатаясь, сказал вышедший на крыльцо Ситников. Вниз он не спустился, боясь, что упадет со ступенек.

Стоящая за его плечом Дуся торопливо давила обкусанным ногтем на панель айфона.

Едва они отъехали от дома, у Аркадия зазвонил телефон.

– Да, папа, – коротко вздохнул он, ответив на вызов. – Что значит, где мы шатаемся? Мы едем! Тут про… – он хотел, было выдать типичную московскую отмазку «тут пробки», но Женька толкнул его в бок и покрутил пальцем у виска: ты что, идиот? – Продуктовый магазин хороший, – выкрутился Аркадий. – Вот мы и зависли. Да, подъезжаем. Ну, почти.

Он положил телефон в карман рубашки и взамен достал оттуда пачку жевательной резинки. Закинув в рот две подушечки, протянул ее Женьке. Тот молча засунул жвачку в рот.

– Достал, – пожаловался Аркадий. – Пять пропущенных вызовов! Словно я маленький!

– Переживает паноптикум, – усмехнулся Женька. – Небось невеста уже заждалась? – Он подмигнул Аркадию.

– Я тебя прошу, Базаров: веди себя прилично, – сказал тот.

– То есть посуду не бить, девок за титьки не щипать?

– Я знаю: ты можешь, когда хочешь.

– А что мне за это будет?

– По возвращении домой я исполню любое твое желание.

– Домой – это домой? В смысле, в Москву? Долго ждать, – зевнул Женька.

– Домой – это на дачу.

– Тогда ладно. Уговорил.

– Кажись, приехали. Если память мне не изменяет, это и есть загородный дом Матвея Ильича Калязина. – Аркадий притормозил.

– Даже если бы память тебе изменила, мы бы все равно не ошиблись адресом. Мимо этого дома проехать сложно.

Женька скептически оглядел здоровенный кирпичный особняк, крыша которого возвышалась над глухим, почти в два человеческих роста забором.

– Любит народ наша власть, сразу видно, – вздохнул Базаров. – Переживает: как бы простые смертные не увидели трудовую бедность народных слуг.