Сокровища баронессы фон Шейн - Ольга Баскова

Санкт-Петербург, 1889

Оленька проснулась рано, когда за окном едва забрезжил рассвет, спрыгнула с кровати, сунула ноги в мягкие тапочки и подбежала к окну. Снег уже не шел, переменчивая петербургская погода опять капризничала. Моросил мелкий серый дождик, превращая белоснежное покрывало в серую склизкую массу. Ранние прохожие шлепали калошами по лужам, кутались в пальто.

Плохая погода не испортила настроения Оленьки. Разумеется, на каток они сегодня не пойдут, но это не беда. Можно чинно, подобающе княжеской паре, пройтись по Невскому, погулять по набережной.

Девушка, прислушавшись к тишине, царившей в доме, решила еще немного поваляться, но не смогла оставаться в бездействии. Ей хотелось кричать, прыгать, радоваться всему… И пусть другие радуются вместе с ней. Она вспомнила, с каким удивлением ее родители встретили вчера новость о том, что семья Раховских приняла ее. Мама недоверчиво смотрела на дочку своими большими печальными черными глазами, а бедный отец, страшно переживавший свое разорение, мерил шагами комнату.

– Мария Павловна была очень добра. – Оленька говорила с придыханием. – Она показала мне фамильные драгоценности, намекнув, что когда-нибудь они станут моими. Вы можете себе представить? Да нет, не можете. – Она хихикнула. – Не обижайся, папочка, но в твоем магазине никогда не было ничего подобного.

Зельд не возразил:

– Наверное, это старинные бриллианты, – предположил он. – Раньше умели делать уникальные вещи. Что же ты видела?

– Диадему, браслет, кольца, серьги… – Оленька прижала руки к пылавшим щекам. – Ой, всего не расскажешь. Княгиня была настолько добра, что разрешила мне примерить ожерелье. Папочка, видел бы ты, как оно мне идет!

Марта взглянула на мужа печальными глазами и ничего не сказала. Девушка видела, что мать что-то беспокоит, но не понимала причины. Ее приняли в богатом доме, скоро о помолвке молодые люди объявят официально. Что же еще нужно для счастья?

Она снова вскочила с кровати, закуталась в шелковый халатик и собиралась сбежать вниз, когда в прихожей раздался звонок. Это был какой-то чужой звонок, громкий, требовательный, и Оленька, приоткрыв дверь, услышала голос горничной и другой, грубый мужской, требовавший, чтобы хозяева немедленно открыли. Потом Рина впустила кого-то в прихожую, побежала за господами, и бледный растрепанный отец в домашних брюках и незастегнутой рубахе торопливо сбежал вниз.

Оленька перегнулась через перила и увидела толстого краснолицего полицейского, бесцеремонно стряхивавшего капли с серой невзрачной шинели.

– Вы Зельд Сегалович? – осведомился он не очень любезно.

Отец кивнул, приглаживая волосы:

– Да. А что случилось?

– Скажите, некая девица Ольга Зельдовна Сегалович – это ваша дочь? – гремел офицер. Оленька увидела, как побледнел бедный папа.

– Да, но…

– Она проживает вместе с вами? – перебил его полицейский.

– Да, она проживает со мной. – Глаза отца засверкали за стеклами очков. – Вы скажете нам наконец, в чем дело?

– У меня предписание немедленно арестовать ее, – ответил полицейский. – Прикажите своей дочери собираться и следовать за мной в участок.

Оленька похолодела. Полицейский явился сюда, чтобы ее арестовать? Но за что? Это какая-то ошибка.

– Это какая-то ошибка, – словно прочитав ее мысли, вставил ювелир. – Моя дочь не совершила ничего такого. В чем ее обвиняют?

– Я еще раз повторяю: прикажите своей дочери собираться. – Полицейский побагровел от гнева. – Она обвиняется в краже драгоценностей. Вчера в доме Раховских пропали фамильные бриллианты.

Девушка увидела, что отец пошатнулся и сел на ступеньку, потом, задыхаясь, провел рукой по горлу:

– Я повторяю вам, это ошибка.

– А я прошу, чтобы вы пригласили ее сюда, – настаивал жандарм. Запахнув халатик, Оленька сбежала по лестнице и кинулась к отцу:

– Папочка, я умоляю тебя, никому не верь. Я не брала драгоценности. Княгиня не оставляла меня одну в своей комнате. – Она повернулась к толстому полицейскому. – Господин жандарм, это какое-то недоразумение. Давайте все вместе отправимся в дом Раховских, и я все объясню. А может, они уже все нашли?

Офицер покачал головой:

– Мне приказано доставить вас в полицейское управление к господину Разумову, судебному следователю. Милости прошу одеваться.

Оля прислонилась к стене и закрыла глаза. До нее начало доходить, что все это очень серьезно и связано с тем, что Раховские только сделали вид, что смирились с выбором своего сына. На самом деле княжеская чета решила раз и навсегда разлучить их, опорочив ее доброе имя. Что ж, это им не удастся. Девушка гордо вскинула голову, взглянула на мать, притаившуюся в уголке и раздавленную неожиданным известием, и произнесла:

– Я никогда в жизни не брала чужую вещь. Меня оклеветали. И я докажу господину следователю, что говорю правду. Одну минуту, я оденусь.

Она, не торопясь, пошла наверх, всем своим видом показывая, что не боится ни полиции, ни тех страшных обвинений, которые ей предъявляли. Марта двинулась было за ней, но дочь остановила ее:

– Не надо, мама.

Она спустилась минут через пять, одетая в строгий черный костюм, с маленьким ридикюлем под мышкой. В прихожей жандарм любезно предложил подержать сумочку, пока отец помогал дочери надеть пальто.

– Поверьте, я не задержусь, – твердо сказала Оленька. – Мишель не позволит наказать меня за то, чего я не совершала.

Она вышла из дома в сопровождении краснолицего жандарма, и родители, прильнув к окнам, проводили их глазами.

В коридоре полицейского управления сидело много народу. Тут были и крестьяне, от которых пахло потом и квашеной капустой, и женщины легкого поведения, выделявшиеся из толпы ярко накрашенными щеками и губами, что являлось первейшим признаком представительниц древнейшей профессии. На удивление Ольги, ее никто не заставил ждать. Краснолицый проводник постучал в какую-то дверь, небрежно сообщил, что подозреваемая Ольга Сегалович доставлена, и толкнул девушку в кабинет. Следователь, маленький тщедушный человек с остатками мышиных волос на лысом желтом черепе, курил сигарету, выпуская в приоткрытое окно едкий дым. Увидев девушку, он обнажил редкие, потемневшие от табака зубы, что, наверное, должно было означать улыбку. Девушку затошнило и от запаха, и от вида его гнилых зубов.