Не доставайся никому! - Галина Владимировна Романова

Перед глазами вдруг поплыли фиолетовые круги, а в шею противно подуло. Подуло из окна, конечно же, но снова почудилось, что за спиной кто-то дышит. Она поспешно отодвинулась в самый угол, чтобы видеть всю кухню целиком – от двери до окошка.

– Да мало ли, – вздохнул Аристов. – Может, плохо тебе будет, температура поднимется, врач говорил, что такое возможно. Дома же, не в больнице.

– А-аа, – она с шумом выдохнула. – Вон вы о чем.

– А ты о чем? – вкрадчиво поинтересовался Петр Иванович и тут же посоветовал: – Ты головушку себе не забивай ерундой. Щеколдку видела?

– Вы про шпингалет?

– Про него, милая.

– Видела.

– Заперла?

– Да.

– Умница. Теперь покушай, и отбой. Утром позвоню, поговорим.

Она чуть не спросила о чем, но Аристов снова опередил ее.

– Про Шурку твою поговорим. Больно странным мне кажется, что она в добром уме и твердой памяти вдруг под колеса попала. Машины-то там еле ползут, Лисочка! Насмотрелся я сегодня. Специально торчал, пока не замерз. Снег ведь, всю зиму снег валил. Оттепели ни единой. Из проулка, мне в ЖЭКе сказали, ни разу за зиму снег не вывозили. Колею накатали, как танками, по ней и ползут. Как надо было глаза залить, чтобы под колеса попасть машины, которая почти стоит?! Если только сама не сигнула.

– Не сама она.

Алиса задумалась, вспоминая тот самый проулок, где погибла Александра.

Аристов был прав по всем. Снег в том месте не сгребали всю зиму. Грузовики к магазину подъезжали всегда с другой стороны здания. Жильцы окрестных домов ходили там же. Необходимости чистить этот проулок и вывозить оттуда снег у жилищной конторы не было. Там и ездить-то особой нужды не было ни у кого. Только у самых настырных. У тех еще, кому ставить машину под чужими окнами не хотелось, или драйва схватить, ну и…

– А ведь правда, – ахнула она. – По проулку не всякий джип пролезет, куда простой машинке! Она на днище сядет, и все.

– И я о том же! – обрадованно подхватил Аристов. – А не всякие, то есть большущие и проходимые джипы в тех домах по пальцам пересчитать можно. Чего, нельзя было хозяев их пощупать? К осмотру личное авто потребовать предъявить? А не стали! Потому как лишним сочли. Ух, мусора! Вместо того чтобы часа два поработать, они Александру сумасшедшей объявили, и все.

– Откуда вы знаете? – изумилась Алиса, таких подробностей она Аристову точно не рассказывала.

– Так ведь болтлив народец-то, Лисочка. Я сегодня уж полсмены отработал. Взял БСЛ в руки и вперед.

– А что такое БСЛ? – открыла она рот.

– Большая совковая лопата, дочка. – Он смешно хохотнул. – Ты это, спать ложись, милая. Найду я тебе ту машину. Будь уверена, найду. Тут делов-то…

– Правда?! Господи, Александра, она… Она хорошая была, строгая, справедливая. Она предупреждала меня, говорила, что с ней что-то случится. Она чувствовала опасность!

– Чего это? Чуяла, что ее давить машиной будут? – проявил любопытство Аристов

Но Алисе снова показалось, что знает он куда больше. Больно уж ленивым показалось ей его любопытство.

– Да нет! Она утверждала, что…

И вдруг говорить расхотелось.

Остановись, приказал она себе! Остановись, опомнись! Вспомни, чем закончилось для Александры ее нечаянное откровение? Именно смертью! Она ведь не только с Алисой делилась своими страшными подозрениями, а еще с кем-то. Она и в полицию ходила, но там лишь отмахнулись и попросили не морочить голову занятым людям.

А она была права, права! Что-то происходит в их микрорайоне. Идет какая-то нехорошая преступная возня. Не просто же так и на нее, Алису, напали. Может, потому и… Аристов тут вдруг объявился? Может, появление его совсем не случайно?

Молчи, дура, снова мысленно приказала она себе и притворно зевнула.

– Спать хочешь? – вежливо поинтересовался Аристов, странным образом забыв напомнить, что Алиса так и не завершила свой рассказ про погибшую соседку из среднего подъезда. – Ложись, Лисочка, ложись. Тебе надо отдыхать много…

Отдыха не получилось. Через полчаса явился Сашка. Он топтался минут сорок у порога, дальше Алиса его не пустила. Нудил, пыхтел, уговаривал. Даже на колени встал в какой-то момент и к руке ее прильнул губами.

– Да-аа, – протянула Алиса не без удовольствия. – Видела бы тебя сейчас твоя Светка.

– А что Светка? – Он дернулся всем телом, как будто его ударили, и поспешил подняться на ноги. – Чего ты все про нее? Ушла она, нет ее! Все, забудь!

– А ты? Ты забыть способен?

Ей вдруг показался скучным этот разговор о застарелой Сашкиной любви, временами напоминающий ей застиранный от времени лоскут, давно утративший и цвет и форму. Что-то говорит, к чему-то призывает, ноет о чем-то, и все как будто по привычке многолетней. Слова все одни и те же – заезженные и неинтересные. Все что-то повторяет и вздыхает, а по сути-то ни единого конкретного предложения, кроме одного-единственного – остаться у нее на ночь.

– Хоть бы покормила, – упрекнул он ее со вздохом, покосившись в сторону кухни. – Там пахнет чем-то. Готовила?

– Нет, кашу гречневую папа сварил, – выделив слово «папа», ответила Алиса, уперлась пяткой в коридорную стену, скрестила руки на груди, обтянутой ночной рубашкой. – Ты же ее принципиально есть не станешь?

– Не стану, – надул губы Сашка. – Папа… Офигеть, Алиса, можно! Сама-то себя хоть слышишь?

– Слышу, будь уверен.

– И че? – Сашка моргнул, вздохнул, застегнул куртку. – Так и будешь его привечать? Уголовника?! На его биографии пробу ставить негде, сплошные статьи из Уголовного кодекса. Кстати, где он?

– Ты же знаешь, зачем спрашиваешь? Работает он. И живет теперь в каморке под лестницей.

– Как папа Карло? – развеселился вдруг поздний гость. – А ты кто же ему теперь – Мальвина?

– Ой, отстань, а! – взмолилась Алиса и подтолкнула Сашку к двери. – Ступай уже, ступай!

И вот тут он, дерзко отпихнув ее руки, резко притянул Алису к себе, прижал до невозможности крепко и начал быстро-быстро целовать куда попало. Губы, шея, плечи, выпростал через глубокий вырез ночной сорочки грудь, вцепился ртом жадно, больно.

– Сашка, отвали! – задергалась Алиса в его руках, рана под лопаткой требовательно заныла. В голове начало стучать. – Прекрати, мне больно! Отпусти немедленно!

– Прости… Прости… – зашептал он, чуть ослабив хватку, но совсем не отпустил, продолжая тесно прижиматься. – Прости… С ума просто схожу по тебе, Алиска. Всю жизнь с ума по тебе схожу… Эта рубашка твоя, просто сумасшествие какое-то, честное слово. Позволь мне… Пожалуйста, не гони, позволь мне… остаться. Позволь любить тебя, милая.

Его пальцы нежно ворошили ее волосы на затылке. Губы по-прежнему не оставляли в покое ее шею, плечи. Было горячо, влажно, и забухало вдруг с силой в сердце и в низу живота. Как давно, давно было с ней в ранней юности. И голова так же закружилась. И кто знает, может, еще минута-другая, и она уступила бы, но…